Блестящий отряд был одет по-заграничному, а на первый взгляд неясно было, кому принадлежал, светскому или духовному сановнику; было много и доспехов, и ряс.

Подошла ночь, ксендз Викентий задумался, что делать, так как здесь, очевидно, места ему не достать, да и приезжим не хватало, и они искали гостеприимства в окрестных избах.

Поэтому, остановившись сбоку с повозкой и челядью, рассматривал все кругом в поисках места для отдыха.

Между тем дворяне, выходя из церковного дома, увидели на дворе ксендза и, проходя мимо, кланялись, а один из них спросил, откуда он. Канцлер тоже ответил вопросом.

— А вы сами откуда?

— Мы, батюшка, издалека, с дальнего пути, — засмеялся дворянин. — Мы возвращаемся из Рима…

— Как, из Рима? — воскликнул заинтересованный этим Викентий. — Ас кем же вы едете? Кого сопровождаете?

Дворянин улыбался.

— Кого? Да вот будущего гнезненского архиепископа, только что назначенного папой… Там Влосцибора не желали.

Ксендз Викентий даже перекрестился. Предпринятое путешествие оказывалось лишним. Волнуясь, стал расспрашивать:

— Кого же назначили? Итальянца или француза?

Он был уверен, что назначили чужестранца, и стало ему горько.

— Не итальянца и не француза, а нашего собственного пана… только он еще не получил посвящение: Якова Свинку.

Канцлер в изумлении даже развел руками.

— Как же это могло случиться?! — воскликнул он.

— Отчего же и не случиться? — продолжал словоохотливый дворянин. — Желание святейшего отца все может сделать. Они с нашим паном некогда были друзьями, товарищами. Папа упросил его, заклинал и даже силком почти заставил принять священство и стать архиепископом.

— Вы бы не шутили надо мной! — перебил канцлер.

— Я бы не осмелился шутить над духовным лицом, Боже сохрани! — ответил дворянин. — Истинная правда то, что я сказал. Мы возвращаемся прямо в Познань с письмами из Рима, где пишут, чтобы епископы посвятили нашего пана.

Канцлер знал раньше Свинку как светского человека, да и то больше из рассказов других, чем лично. Знал, что он был умен, любил науки, но помнил, что он молод, рыцарского духа, совершенно не в настроении быть ксендзом. Не знал, как быть: радоваться пли печалиться. Известие его поразило. Как бы то ни было, его путь кончился; оставалось или вернуться в Познань, или же войти в дом и первым приветствовать новоназначенного архиепископа, да и посмотреть самому, чего могла от него ожидать церковь.

"Ну что ж, поздравлю этого Божьего избранника, — подумал он, — ведь, что случилось, того не переделаешь. Рим так сказал!"

Оставив повозку и челядь на попечение своего клирика, ксендз Викентий оправил платье, перекрестился и медленно пошел к дому.

Дом был небольшой, тесный, попасть внутрь было нелегко.

Долго еще и после Польша стояла, словно лагерем. Напрасно было искать красивые и обширные здания, так что даже и дома большинства дворян можно было назвать разве избами пошире. Частые пожары, нападения врагов, которые все разрушали, мешали рассчитывать надолго жить удобно и постоянно в одном месте.

И этот домик при деревянном костеле был небольшой и скромный. В нем была передняя, две комнаты и кладовая с одной стороны, а по другую сторону были комнаты для клириков и людские. Десятка два приезжих с челядью заполнили почти все. Когда же ксендз Викентий вошел в обширную переднюю, где у огня грелись придворные, то ему еле удалось протиснуться.

Озябшие люди грелись и весело разговаривали.