Так я вошла в это немногочисленное семейство, пусть и в качестве пленницы, но относились ко мне как к лучшему другу семьи, по крайней мере, месье Клавье и прочая прислуга. Лерон практически не показывался, лишь изредка удавалось застать его тень в гостиной. После того рокового дня прошло около недели, я ближе познакомилась с кухаркой Совади, которой, как выяснилось, было пятьдесят лет, с молоденькой служанкой Теу, садовником Тяном и мастеровым Сози.

Поначалу месье Морель приносил завтраки, обеды и ужины в комнату, но мне захотелось есть вместе с ними в большой столовой, после чего так и было. Мы сидели рядом друг с другом, рассказывали истории из жизни, делились настроением и много смеялись, эти люди настолько были рады моему появлению, будто бы до меня здесь никого не было десятки лет. Хозяин дома так и не появлялся, Клавье всегда относил поднос на третий этаж, где располагалась мансарда, видимо там и обитал месье Бонно. В один из дней, когда я и Совади занимались приготовлением обеда, решила попытать счастье во второй раз:

Говорят на кхмерском

– Совади? Неужели Лерон Бонно всегда такой скрытный? Или его исчезновение связано с моим появлением?

– Он редко здесь появляется, уже много лет живет в полном уединении. С вами это не связано.

– Почему он такой?

– Ох, Валери, я не вправе обсуждать хозяина. Он дает нам кров, помогает, а вторгаться в тайны его жизни, тем более, рассказывать о них – это все равно, что предательство.

– Да нет, ты не поняла. Почему он живет как отшельник? Здесь же ему никто и ничто не угрожает, вы для него практически как семья, так зачем прятаться?

– Хозяин не любит ловить на себе косых взглядов, он считает, что все только и смотрят на его внешность, не замечая человека внутри. – Совади говорила, а глаза в этот момент наполнялись грустью. – Я знала его семью, мать и отца. Чудесные были люди, печально, что на их долю выпало столько страданий.

Но вскоре пришел Клавье, и мы замолчали, ведь им не позволялось рассказывать о хозяине. И пусть Лерон избегал всех и вел себя как дикий зверь, однако это не мешало мне чувствовать себя здесь как в первоклассном отеле. На заднем дворе располагался большой бассейн, наполненный теплой водой, всюду росли цветы, плодовые деревья, с которых можно было сорвать манго или папайю. По газонам то и дело сновали мартышки в поисках упавших фруктов. Где то в глубине сада, под развесистыми деревьями бил фонтан, вокруг которого стояли резные лавки; в пруду росли лотосы, а в ста метрах от водоема возвышалась беседка, также заросшая диким плющом. И всю эту выстраданную красоту прикрывало небрежное подобие джунглей, чтобы создать впечатление бесхозности, запустения и скрыть поместье от чужих глаз.

Затем прошли еще около полутора недель. До предполагаемого отлета оставалось всего ничего, и чем ближе был этот день, тем мучительнее становилось. Скорее всего, меня уже объявили без вести пропавшей, дома наверно все с ума сходят, ведь я так и не выходила на связь. Разве можно исчезнуть без следа и не причинить никому боли? Всегда есть те, кто в результате будут страдать. Клавье видел, как я мучаюсь, он прекрасно понимал мое состояние и знал, что дома ждет семья. И в один из вечеров, когда Лерона не было в поместье, месье Морель заглянул в мою комнату с необычным предложением:

– Валери, я могу войти?

– Да, конечно, – я сидела на кровати и держала в руках свой паспорт.

– Хозяина сейчас нет, – он мялся, долго собирался с мыслями, – его кабинет пуст, поэтому ты можешь воспользоваться компьютером и связаться с близкими.

Тогда я подскочила на кровати от неожиданности, обронив на пол все, что лежало поблизости:

– Правда?!

– Да, Валери. Можешь связаться только с одним человеком, нельзя говорить, где ты, никаких имен. Понимаешь?

– Конечно, понимаю.