Изменить размер шрифта - +
Жуткая, бесшумная стрельба неизвестно откуда, ведь, казалось бы, местность открытая, спрятаться стрелку негде, разве что на склоне, так ведь не дострелишь оттуда! К тому же так точно в голову каждому не попадешь. (О глазе-то — изобретении Сэслера — знал только сам Сэслер да его семья). Вот и пошло: мифы всякие народились про нечисть, про волшебство… Сам того не ведая, одинокий охотник держал в страхе всю разбойничью ватагу Крогана и волей-неволей закрывал им всякий путь на Юг по старой дороге.

Кроган полагал, что это ему наказание свыше за что-то, — он вообще был для разбойника очень религиозен, — но и помыслить не мог, за что… Паренька, которого он по глупости-молодости замучил и убил на потеху толпе, он давно не вспоминал. Зато Сэслер не забыл своего старшенького, которого, кстати, звали так же, как отца. Не забыл — и мстил жестоко…

 

…Нет, эти двое никакие не солдаты Крогана, решил Сэслер… У них приятные ясные лица. Очень милые молодые парень и девушка, ровесники, похоже. И говорили они о совершенно безобидных вещах… Девушка весело рассказывала парню о Севере. Истории были смешные. Сэслер — и тот «заслушался», если это слово применимо к чтению по губам.

«Путешественники, — подумал он. — Как есть — путешественники. Молодые, смелые, но такие беззащитные… Парень на моего старшего похож чем-то… Да, ему и лет примерно столько же… Эх, через мои земли пропущу, ладно уж, а вот как на Кроганские выйдут — что тогда? — Сэслер зажмурился, так мучителен был выбор. Но перед глазами снова встал старший сын, погибший молодым… — Нет! Не могу я! — мысленно крикнул охотник. — Присмотрю за ними, не будь я Сэслер!»

 

…Вечер спустился быстро, укатив солнце за холмы. За день пути устали и чарги, и путники, так что привал всем был в радость. Чарги отдирали сочную кору с деревьев и с аппетитом ее хрумкали. Они вообще всеядны, могли бы поохотиться, но, видно, ленились сегодня. Кангасск притащил хвороста, Владислава пристроила над костром котелок, где уже лежали, залитые водой, сушеное мясо и злаковые хлопья, — извечная еда путешественников, которую, при отсутствии возможности сварить суп, грызут в сухом виде. Есть еще мюсли — смесь вроде этой, только с сухофруктами и орехами вместо соленых мясных кусочков.

 

— Стоит ли костер-то разводить? — спросил Кан, которому в лесу было не по себе. — Заметят еще…

— Не думаю, — возразила Влада. — Насколько я знаю, местные головорезы сюда не ходят. У них бытуют какие-то мрачные легенды об этом лесе…

— Еще лучше… — Кангасск нервно сглотнул. — Тогда, пожалуй, запалю-ка я хворост. При огне спокойней как-то…

 

Огнива кулдаганец, надо полагать, в жизни своей не видел. У них в пустыне не принято как-то щелкать камнем о камень, чтобы добыть огонь. На то зажигалки имеются.

Зажигалку он не без труда выудил из кармана: карманный дракон пищал, отбивался и цеплялся когтями за куртку. Недавно хозяин насыпал в карман мюсли, коих огнедел наелся, и теперь маленького ящера клонило в сон, потому, когда его стали вытаскивать, он возмутился от всей души.

 

— Вот. Зажигалка, — продемонстрировал Кангасск дракона. — Зажимаешь в кулаке — и получаешь огонь.

 

Он действительно сжал дракончика в кулаке и провел его мордой над дровами. Влажное дерево маленькому язычку огня покорялось неохотно.

 

— Вот, — гордо говорил Кан, — а ты — огниво, огниво… Да мы…

 

Тут раздался тонкий пукающий звук… Кан осекся на половине фразы и, жестоко ругнувшись, разжал кулак… На ладони красовалось серое дурно пахнущее пятно.

Быстрый переход