Сочный полосатый листочек изящно развернулся, словно бумажная фигурка, складываемая по особым правилам. И — как ни странно, этот простой жест маленького карламана наполнил сердце Кангасска тихим светом — воспоминаниями о матери. Она творила чудеса из простой бумаги, и невзрачные листы превращались в крылатые корабли, остроносых птиц, в цветы, раскрывающиеся, если потянуть за уголки. С тех пор Кан видел что-то подобное только раз — в Серой Башне, когда уронил шкаф с книгами и из них высыпалось все, что лежало меж страниц. Быть может, это искусство — особое. Быть может, миродержцы учили ему своих Учеников. Но мама никогда не знала миродержцев…

Теплые воспоминания, тронувшие его за душу, пришли так вовремя — казалось, даже специально, словно были посланы кем-то. Кан успокоился и тихонько вздохнул, чувствуя, как тает камень под сердцем.

…Всего лишь робкий росток карламана…

— Подержи, — сказал Орион, вручив Кангасску платок. — А я пойду выполню то, что обещал…

Словно пробуя магическую стабильность на прочность, сын звезд вначале занялся не людьми, а кораблем: попробовал починить пару мелких повреждений; после поставил на место мачту и восстановил все, что пострадало. Восторгам команды не было предела, когда «Ювель» засверкал, как новый. Моряки ходили за Орионом, точно стайка любопытных детей, когда он исцелял раненых одного за другим. Что касается самого Кангасска, — тут сыну звезд хватило одного касания (коснулся, проходя мимо) — и повеления снять повязку; рана была залечена, обещанный украшающий мужчину шрам — оставлен. Тяжело раненые один за другим возвращались с порога смерти; тут кто обещал сыну звезд все на свете, кто просто рыдал… Что сделал Орион-человек, Кангасск не видел: в каюту вместе с сыном звезд он не пошел: остался на палубе, баюкать в одиночестве распускающийся карламан.

…Карламан развернул второй полосатый листок. Кангасск Дэлэмэр улыбнулся ему с тихой печалью, как всегда улыбается Орион. Самое время для трансволо: никакого риска уже нет. Кан хорошо помнил, как миродержцы, едва пройдя заросли карламана высокого, обрамляющего границу Севера, начали баловаться простенькими заклинаниями, как дети; без всякой опаски, что что-нибудь взрывоопасно сработает.

Но когда сначала первый лист, а потом второй покрылись бурой слизью, враз съевшей полосатую окраску, Кангасск побледнел. И у него защемило где-то слева от сердца…

Не помня себя, он бежал в каюту со всех ног. Дверь он распахнул пинком и сразмаху налетел на Ориона, сына звезд, как на стену. Тот взял его за плечи и чуть поднял над полом, легко, точно ребенка.

— Что случилось, Кан?..

— Мы опоздали… — только прошептал тот. — Карламан болеет… значит, второй стабилизатор вынули из оправы… Спешить больше нет смысла.

Орион поставил его на пол и виновато опустил голову.

— Прости, Кангасск… — сказал он. — Это все из-за меня.

— Нет, — вздохнул Кан. — Никто не виноват здесь…

— Я могу узнать, что происходит? — вступил в разговор второй Орион. Он был теперь вполне здоров, разве что слаб и бледен от потери крови. А голос у него звучал на редкость ободряюще и смело, как у настоящего капитана.

— Можешь, — ответил ему сын звезд, — в свое время… — и решительно обернулся к Кангасску. — Слушай, Кан, я не собираюсь просто так сдаваться! Мы будем в Юге как можно скорее.

…Вновь проплыв в беззвучной звездной пустоте, «Ювель» плюхнулся на воду у самого Мирумира.