Прекрасный теолог для своего возраста, искренне преданный работе миссии, но слишком часто дает приору повод волноваться.
— Если где-то случается какой-то беспорядок, — всегда ворчал он, скрывая беспокойство под маской суровости, — в одном можно быть уверенным: Дамион всегда ухитрится оказаться в самой гуще.
Очень на него похоже: пойти на последнюю прогулку по городу в последнюю минуту перед известием, что сюда идет Армада!
Приор вернулся в галерею и остановился в главном зале, моргая, пока глаза снова привыкали к полумраку. Вокруг сновали люди.
— Пришла зимбурийская галера с солдатами и жрецами, и еще идут корабли! — крикнул кто-то.
Эта новость отдалась гулом, будто в улей сунули палку. Приор Дол, подавляя в себе панику, протолкался к каанским монахам, стоящим у главных дверей. Да, сообщили они, отец Дамион вышел, и никто не видел, чтобы он вернулся.
— Мне очень жаль, — сказал один из монахов с тем же спокойным фатализмом, что и аббат, — но ничего сделать нельзя. Я понимаю, вам очень дорог этот молодой человек, и я обещаю: если мы его найдем, то вернем сюда. Но вам нужно поскорее доставить ваших людей в гавань, или не уедет никто. Приор Дол знал, что спорить бесполезно. Он повернулся, собираясь отойти, но тут снова донесся взрыв криков и восклицаний с другого конца зала. Беженцы разбегались в явной панике. «Неужто уже зимбурийцы?» — подумал приор, с тревогой вглядываясь в суматоху. Но тут он увидел одинокий силуэт, весь в лохмотьях, который, хромая, входил в двери. Лицо и руки этого человека были полностью покрыты какой-то грязью, и даже через весь зал чувствовался разящий от него мерзкий запах разложения.
Господи Боже — прокаженный! Очевидно, страх перед зимбурийцами погнал его сюда, в святилище, несмотря на его страшную болезнь. Один из монахов бросился к оборванцу и с безопасного расстояния сделал угрожающий жест. В ответ этот человек размотал повязку с головы, обнажив, как ни странно, совершенно чистое молодое лицо, обрамленное светлыми волосами. Что-то он сказал монаху, который шагнул вперед с радостно-удивленным видом, и протянул ему нечто вроде свертка грязных тряпок.
Приор Дол бросился вперед.
— Дамион Атариэль! — рявкнул он. — Во имя милосердия Небес, что это ты вздумал? И где тебя носило?
У него даже колени подкашивались от радостного облегчения.
— В городе, отец мой, — ответил Дамион.
И стал высвобождаться из своих вонючих тряпок, как насекомое, выбирающееся из куколки.
— Что за игры ты затеял? — Когда стало ясно, что Дамион цел и невредим, приор Дол мог дать волю своему гневу. — Священнослужитель Истинной Веры, переодетый прокаженным! Что означает подобное поведение? Что ты себе позволяешь?
Дамион наклонился, потирая голень. Очевидно, хромота была неподдельной.
— Я… честно говоря, я случайно ввязался в какое-то приключение, отец мой. Мне пришлось прятаться под мусорной кучей — прошу прощения за этот запах, — а чтобы вернуться сюда, пришлось переодеться в эти тряпки. С прокаженным никто не хочет связываться, поэтому…
— Что ты только что передал этому брату?
— Не знаю, отец мой.
— Не знаешь?
— У меня не было возможности посмотреть. Я только хотел помочь мальчишке, который мне это передал, хотя в результате здорово влип. Надеюсь, парень сумел удрать от зимбурийцев… Зимбурийцев!
— Армада, значит, уже здесь?
Дамион вытаращил глаза:
— Армада? Нет, это были только солдаты с галеры, что вошла в гавань. Значит, Армада идет сюда? Тогда понятно, отчего они так обнаглели.
— Я так и знал, что ты опять что-нибудь выкинешь, — пожаловался огорченный приор. |