Мексиканцы взяли в плен двоих вакеро.
Полковник собрал военный совет, на котором было решено поставить две высокие виселицы в тыльной стороне окопов и повесить этих предателей на виду у их сообщников на противоположной стороне реки, в бессильной ярости наблюдавших эту казнь.
Дон Хосе Калбрис отнюдь не был жестоким, но в тех обстоятельствах счел необходимым сурово наказать изменников, дабы другим было неповадно поступать столь неподобающим образом. К каждой виселице была прибита табличка, гласившая, что подобная участь ждет каждого из предателей, которые попадутся в руки мексиканских воинов.
Между тем наступила ночь, и индейцы, видимо, для устрашения белых, подожгли старый президио. Отсветы яркого пламени придавали лагерю индейцев фантастический вид, повергая жителей Сан-Лукаса в печаль и оцепенение, они с ужасом думали о вторжении индейцев.
Полковник казался несгибаемым, он не отдыхал ни минуты, постоянно появлялся то тут, то там, изыскивая новые и новые способы усилить защиту города.
Оба офицера вернулись наконец в крепость после последнего обхода. Близился рассвет, и индейцы после двух-трех неудачных попыток внезапно напасть на президио, наконец удалились в свой лагерь.
— Как вы видите, майор, — сказал полковник, — нам нечего обманывать друг друга. Сейчас это только вопрос времени. Произойдет это завтра или через неделю, этого никто сказать не может, хотя результат ясен.
— Гм, когда наступит эта минута, — сказал майор, — у нас всегда останется возможность запереться в крепости и послать ее ко всем чертям вместе с нами.
— К сожалению, друг мой, мы лишены такой возможности.
— Как это?
— Мы, старые солдаты, можем взлететь на воздух и даже должны, но не имеем права обрекать на такую жестокую смерть женщин и детей.
— Да, вы правы, — задумчиво проговорил майор, — не можем. Но у меня всегда останется возможность всадить себе пулю в лоб.
— Даже и этого последнего утешения вам не дано, друг мой. Мы должны подавать пример находящимся здесь людям, которых мы обязаны защищать до конца. Мы обязаны оставаться на посту до последнего вздоха.
Майор не ответил, но нашел довод своего друга и начальника вполне убедительным.
— Но почему же до сих пор мы не получили ответа из столицы? — продолжал он после короткого раздумья.
— Э, друг мой, у них, верно, есть много своих дел, некогда думать о нас.
— О, я не могу в это поверить.
В эту минуту вестовой появился и доложил:
— Дон Торрибио Квирога.
Оба непроизвольно вздрогнули, хотя не смогли бы объяснить причины их внезапного беспокойства.
Дон Торрибио Квирога был в великолепном мундире полковника мексиканской армии, на левом рукаве у него была адъютантская лента. Он почтительно поклонился обоим офицерам.
— Вы ли это, дон Торрибио? — прошептал полковник.
— Полагаю, что так, — ответил дон Торрибио, улыбаясь.
— Последний раз, когда я вас видел, вы отправлялись в продолжительное путешествие.
— Я вернулся сию минуту.
— Но этот мундир?
— Боже мой! Господа, мне надоело слыть в провинции ничтожным существом, чем-то вроде бездарного дурака, поэтому я решил больше ничем не привлекать внимания, и стать таким, как все.
— Итак, кем же вы стали? — спросил дон Хосе.
— Я такой же офицер, как и вы, так же, как и вы — полковник и, сверх того, адъютант генерал-губернатора.
— Чудеса! — воскликнул полковник.
— Почему же? Напротив, ничего не может быть проще. Майор не вмешивался в разговор. |