— Будем раздавать подарки, да, солнышко? — обратилась она к племяннице, пытаясь скрыть, что расстроилась. Ну не смешно ли взрослой женщине переживать из-за того, что ее детское место за столом оказалось занято?

— Мне так больше нравится, — сказала Фло, когда Гордон уселся рядом с ними, погладив Марию по руке в качестве благодарности.

Мария склонилась над своей сумкой; когда она подняла голову, золотая статуэтка богини стояла перед ней на столе.

— Откуда она взялась? — спросила Мария.

— Я ее взяла вчера вечером, — призналась Софи. — Ты задремала, а я не хотела тебя будить, но она так сверкала в твоей сумке, что я просто не могла устоять. Ее так приятно держать в руках! Я ее держала, гладила и так увлеклась, что забыла положить на место.

Мария попыталась сопоставить объяснение Софи с тем, что сама видела в машине; несовпадение потрясло ее.

— Она твоя.

— Обожаю ее! — сказала Софи, протягивая руку через стол и беря статуэтку. Она нежно держала ее правой рукой, так же, как — по ее словам — и прошлым вечером. Мария раздала остальные подарки: гагатовые бусы для Хэлли, яркий шерстяной свитер для Гордона, замшевые тапочки, отделанные шерстью альпака, для Саймона, золотой браслет для Фло. Все громогласно восхищались необычными узорами и яркими цветами, передавали подарки из рук в руки. Пытаясь казаться довольной, Мария рассказывала о горных деревушках, в которых покупала подарки. Однако единственное, о чем она могла думать в этот момент, была Софи и то, как она украла статуэтку богини, а потом по непонятной причине решила вернуть ее назад.

Глава 3

Мария отправилась в сарай и завела старый отцовский «мустанг», присоединив к нему провода от «вольво» Хэлли. Она не любила ездить на этой машине. «Мустанг» дребезжал и трясся, ржавчина проела в кузове дыры величиной с пятидесятицентовую монету. Хэлли была верна ему лишь из сентиментальных соображений, в память о муже. Мария плохо помнила отца. Малькольм Дарк был высоким, жизнерадостным мужчиной на тридцать лет старше жены, которую он, по всеобщему мнению, просто обожал. Он обращался с Хэлли так, словно она была его любимым ребенком: своих же детей держал на некотором отдалении, хотя и относился к ним с теплотой. Когда Марии было одиннадцать, она любила фантазировать о том, что на самом деле он — ее дед и что ее настоящий отец (молодой и красивый) однажды приедет за ней.

Со временем Малькольму Дарку понадобился уход, в котором нуждаются пожилые люди, и тогда Хэлли постоянно находилась при нем. Она ходила по дому, стиснув челюсти и зажав зубами кончик языка. Софи говорила, что у матери снова «это лицо». Девочки ненавидели его, поскольку оно выдавало, как их мать несчастна. Иногда Мария просила Хэлли отвести их на пляж или к ручью, но та ни разу не покинула Малькольма. «Она словно заключенная», — со злостью думала Мария. В те дни мать напоминала ей женщин, сидящих в тюрьме. Софи была более снисходительной. Она ходила вслед за матерью по всему дому и не уставала слушать истории о конных состязаниях, в которых Хэлли победила, о фортепьянных концертах с ее участием, о юношах, с которыми она танцевала в Йеле и которые стали позже преуспевающими бизнесменами и докторами. «Ты же могла выйти за них замуж, да, мама?» — спрашивала Софи. «Некоторые из них делали мне предложение», — с улыбкой на губах отвечала Хэлли.

На следующий год Малькольм внезапно умер во сне, сделав Хэлли молодой вдовой с тремя детьми. Только тогда она осознала, как сильно любила мужа, и погрузилась в пучину скорби, отгородившись от детей на несколько лет.