В глубине души он не верил, что Лета – ведьма, что она и слепая старуха – один и тот же человек. Но зрелище, прошлой ночью представшее перед ним в окне мельницы, убеждало в обратном. «Вполне возможно, всеми своими сомнениями я обязан единственно моему тщеславию», – подумал Эскаргот. Он определенно предпочитал верить, что вовсе не явился жертвой розыгрыша, что редкие, но восхитительные знаки внимания Лета оказывала ему совершенно искренне.

Он взял с собой мешок с одеждой и съестными припасами, купленными на деньги, полученные за дом. Свои книги Дж. Смитерса он отдал профессору. Эскаргот случайно встретился с ним в городе рано утром. Профессор возвращался с реки, где собирал водоросли для аквариума и обнаружил кустики гомункулусовой травы в маленькой заводи в двух милях от деревни. Немного, конечно, но с полдюжины ростков пошли в семя, и сквозь тонкие полупрозрачные стенки стручков уже можно было рассмотреть расплывчатые очертания человечков-невеличек. Вурцл собрал достаточно ростков для исследования, а потом столкнулся на дороге со странным гномом в мятой шляпе с опущенными полями. Гном щедро заплатил за гомункулусовую траву и шутливо заявил, что собирается размолоть крохотных человечков в порошок и употребить в качестве табака.

Профессор Вурцл продемонстрировал Эскарготу мешочек с золотыми монетами, который и предложил за книги Смитерса. Но Эскаргот нисколько не сомневался, что монеты, извлеченные из мешочка, смогут пригодиться разве только Стоуверу, который с удовольствием еще раз проделает физическое упражнение, состоящее в топтании жуков. Поэтому он отдал книги профессору во временное пользование – все, кроме «Каменных великанов» – и погнал коня вдоль реки в сторону Города у Высокой Башни, чувствуя все еще слишком высокую концентрацию колдовских чар в воздухе, чтобы сидеть на месте сложа руки. По дороге он никого не нагнал и ближе к вечеру поехал неспешной рысью, раскачиваясь в седле и предаваясь невеселым размышлениям.

Если он поедет достаточно быстро, то поспеет на побережье к празднику урожая. Скорее всего он не найдет там ничего, что помогло бы раскрыть хоть одну из тайн, но тогда у него появится хотя бы цель путешествия. Дома у него больше нет. Это ему дали понять очень ясно. Когда он вернется в Твомбли – если он вернется в Твомбли, – маленькая Энни даже не вспомнит, кто он, собственно, такой. Вопрос стоял так: либо он похитит девочку, либо оставит ее в покое. Оставить малышку в покое было благоразумнее. Вне всяких сомнений. Уводящая вдаль дорога – не лучшее место для ребенка. А что касается перспективы вырастить из Энни дитя природы, умеющее определять время по ветру, то, вполне вероятно, дети природы – всего лишь невежественные грязные существа с сухими ветками в спутанных волосах. Ребенок должен ходить в школу, играть с друзьями и слушать сказки на ночь.

Или правда в том, что Эскаргот не очень-то и хотел взять дочь с собой? Он бы точно не поспел в Город-на-Побережье к празднику урожая, будь с ним Энни. А куда приведет его дорога странствий после побережья? На Очарованные острова? В Белые горы? Он должен сделать свое дело – вот в чем правда; и Энни ему здесь не помощница. Эскарготу хотелось, чтобы правды было поменьше. Чем больше правды открывалось, тем больше сомнений возникало.

Посему мысль о цели путешествия выступила на первый план, стала более существенной, чем мысль о родном доме на холме над городом, который в последние недели уже начал превращаться, подобно золоту гоблинов, в некий смутный и чуждый образ.