– Ты многого не понимаешь.

– Согласен. А ты не в состоянии объяснить, так? Пугает мысль о Фелпсе и его родственниках?

– Мне нет никакого дела до Фелпса и его родственников.

– Но от их денег ты не отказываешься.

– Эти деньги я заслужила. Я двадцать семь лет терплю своего ничтожного мужа.

– Боишься, отвернутся в сторону члены твоих клубов?

– Прекрати, Адам.

– Прости. Странный сегодня день. Я вышел из тени, Ли, вышел, чтобы посмотреть в глаза прошлому, и, наверное, упиваюсь собственным мужеством. Прости.

– Как он сейчас выглядит?

– Здорово сдал. Серо-бледный, весь в морщинах. Он слишком стар, чтобы сидеть в клетке.

– Помню наш разговор накануне последнего суда. Я спросила: “Почему ты не растворился в ночи, не бежал куда-нибудь в Южную Америку?” Знаешь, что он ответил?

– Что?

– Что думал об этом. Жена умерла, сын покончил с собой. Он читал о Менгеле, Эйхмане и других нацистах, которые нашли прибежище в Южной Америке. Он даже упомянул о Сан-Паулу, где среди двадцати миллионов жителей можно было бы без труда затеряться. У Сэма имелся друг, тоже бывший куклуксклановец, специалист по подделке документов. С его помощью отец наверняка бы перебрался за границу. Он думал об этом.

– Но размышления его так и остались размышлениями. Жаль, ведь в противном случае Эдди мог бы не нажимать на курок.

– За два дня до отправки в Парчман я навестила Сэма в гринвиллской тюрьме. Это была наша последняя встреча. Я опять спросила: почему ты не бежал? Он сказал, что мысль о смертном приговоре ему и в голову не приходила. А потом добавил: значит, ошибка будет стоить ему жизни.

Адам переставил блюдо с остатками поп-корна на стол, медленно склонил голову к плечу Ли. Та осторожно погладила его по щеке.

– И зачем ты только ввязался?

– В красном спортивном костюме он выглядел таким жалким.

ГЛАВА 12

Сержант Клайд Пакер наполнил фарфоровую кружку свежесваренным кофе и начал заполнять графы рутинного формуляра. Рядом со Скамьей он провел двадцать один год, причем последние семь лет в должности старшего смены. Каждое утро Клайд появлялся в отсеке А, чтобы принять на себя вместе с двумя охранниками и двумя надзирателями ответственность за четырнадцать узников. Покончив с формуляром, он бросил взгляд на доску с сообщениями. В прижатой крошечным магнитиком записке ему предлагалось заглянуть к инспектору Найфеху. Другая извещала, что заключенный Ф. М. Демпси требует таблеток от сердца и встречи с врачом. Всем им подавай врача, подумал Клайд. Он прихватил с собой кружку дымящегося напитка и вышел в коридор: приближалось время утренней инспекции. Окинув взглядом стоявших у Двери главного входа двух охранников, приказал младшему, невысокому белому парню, подстричься.

Блок особого режима считался очень неплохим местом для работы. Как правило, его обитатели вели себя спокойно и неприятностей персоналу не доставляли. Двадцать три часа в сутки заключенные не покидали своих камер, вволю спали и ели вполне приличную пищу. Каждый день по часу проводили на свежем воздухе (это называлось “сделать глоток свободы”). При желании заключенный выходил на прогулку в полном одиночестве. В камерах имелись телевизоры или радиоприемники, у многих – и то, и другое. После завтрака все четыре отсека пробуждались к жизни: в коридоре начинали звучать музыка, отрывки “мыльных опер”, выпуски новостей, сидельцы негромко переговаривались через решетку. Видеть друг друга они не могли, но беседовать толстые металлические прутья нисколько не мешали. Временами кого-то не устраивали пронзительные звуки джаза, лившиеся из соседней камеры, разгоралась перебранка, но бдительный страж пресекал ссору в зародыше.