Я молча слушала Лизу.

Когда Настя узнала, что путь на сцену для нее закрыт, то прямо в кабинете у доктора впала в истерику, и перепуганный Карл Львович велел Лизе проводить неудачливую певицу домой.

Настя, сев в машину, вытащила из сумочки фляжку, по дороге насосалась коньяка, опьянела, и Лизе пришлось буквально на плечах тащить ее в дом. В шикарном трехэтажном здании не было ни души. Лиза доволокла Настю до спальни, уложила в кровать и хотела уходить. И тут Звягинцева вскочила, схватила нож, лежавший невесть зачем на тумбочке, и с воплем: «Не хочу жить!» – полоснула себя по запястью. Полилась кровь. Настя, истерично хохоча, еще раз полоснула по руке, потом второй, третий. Перепуганная насмерть Лиза отняла у буянки нож и вызвала «Скорую». Врачи забрали Настю, Лиза уехала домой, больше они со Звягинцевой не встречались.

– Я как вашу руку увидела, сразу все поняла, – тихо добавила Лиза.

Я машинально посмотрела на свою левую кисть. Тонкий шрам, словно браслет, охватывал запястье. В душе поднялось смятение. Значит, я – Настя Звягинцева! Хотя, может, и нет. Это просто совпадение!

– Вы не переживайте, – пожала плечами Лиза, – можно чем‑то другим заняться, вовсе не стыдно и полы мыть. Но я никому ничего не расскажу. Понимаю, вам неохота, чтобы люди знали!

– Где Глашка? – заорал Свин, вламываясь в зал. – Она про концерт не забыла? Танька, иди ищи ее.

– Сенечка, – засюсюкали из другого конца комнаты, – дай поцелую тебя, котик.

Лися подскочил и заключил Свина в объятия.

– Веди сюда звездищу, – велел продюсер. – Лизка, кофе!

Стилист и администраторша прыснули в разные стороны. Свин вынул платок и вытер щеки.

– Понимаешь, киса, – заявил он, – я лицо нетрадиционной для нашей эстрады ориентации – не пидор, баб люблю. Таких, как я, очень мало, остальные все, блин… слов нет! Где Глашка?

– Незачем орать, – отчеканила черноволосая женщина, появившаяся в приемной.

Я икнула. Это Глафира? Матерь божья!

– Усраться! – взвизгнул Свин. – Что случилось?

– Не нравится? – слегка испуганно поинтересовался Лися. – Коренная смена имиджа. Вместо нежной блондинки – роковая брюнетка‑вамп, погибель мужчин!

Свин молча обозревал Глафиру.

– Сеня, – осторожно сказал Лися, – мы же придерживаемся концепции «девочка‑крик», сплошной скандал. Блондинка в таком случае не канает. Брюнетка – самое оно!

– Верни Глафиру, – спокойно велел Свин, – я столько бабок на ее раскрутку убил, мне знакомая морда нужна.

– Нет, – закапризничала певичка, – меня только что с Хлебниковой перепутали! Хочу новый имидж! Так на концерт поеду.

– Это парик? – осведомился Свин.

Лися кивнул:

– Да, я не рискнул сразу на краску.

Свин молча сдернул с Глафиры накладные волосы.

– Ой, – взвыла та, – больно!

– Физиономию мыть, красить, как всегда, – распорядился Свин.

– Идиот! – затопала ногами Глафира. – Скунс, дебил! Хочу быть брюнеткой! Хочу! Я звезда! Суперстар.

И тут Свин побагровел. Глаза его медленно сузились, губы сжались в ниточку. Лися змейкой юркнул за диван, Глаша примолкла, но поздно. Семен схватил певичку за руку и вывернул ее.

– Больно! – закричала Глафира.