Портрет вызывал разнообразные чувства, из которых удивление казалось самым слабым. Герасимов укрыл мятую карточку в папку и спросил:

– Ваши выводы?

– Агент не блефует. Прикажете выйти прямо на объект?

– Ни в коем случае. Пусть «Рафаэль» сам опекает. Мы должны быть в стороне, хотя бы формально. Ну, возьмете его, что дальше? В камеру прятать? На явочной квартире держать? Нет уж, пусть погуляет на свободе. Раз ему это удавалось делать до сих пор.

Герасимов убрал папку в сейф и вернулся за стол:

– Теперь главное. Долго скрывать подобную бомбу не удастся. Решение предстоит принимать быстро, если не сказать здесь и сейчас. Выпускать нельзя, и отдавать в чужие руки такой подарок – верх легкомыслия.

Ротмистр проявил спокойную готовность:

– Приказывайте, господин полковник

– Голубчик, что приказывать! – Герасимов невольно повысил голос. – Тут приказы не подходят. Понимаете, чем рискуете?

– Так точно. Если готовы вы, я последую за вами не раздумывая. А погибать, так ведь раз.

В немигающих глаза помощника царило спокойствие и безмятежность, как в омуте. «Счастье-то – вот оно – не отдавать приказ, а не раздумывая повиноваться».

Александр Васильевич под взглядом этим вдруг понял, что прижат к стенке и отступать некуда. Как-то само собой так вышло.

– Прекрасно! – командирским тоном произнес он. – Я в вас не ошибся.

– Благодарю, господин полковник.

Начальник встал, подскочил и ротмистр, взяв стойку «смирно».

– Операцию приказываю начать сегодня же. Назовем ее «ВВП». Что и когда делать, вам известно. В эти дни особое внимание обратить на действия «Рафаэля». Не вмешивайтесь, но не упускайте из вида. Все должно произойти само собой. Тогда успех неизбежен. В случае малейшей опасности уходите в сторону и заметайте следы… Кого предлагаете на «ягненка»?

– Ванзарова из сыскной.

– Отличный кандидат, уж больно умен да прыток, пора и урезонить.

Оценив несомненную тонкость начальника еле заметной усмешкой, ротмистр козырнул и удалился. А полковник отер надушенным платком вдруг вспотевшее лицо. Глядя на Мойку, весело сверкающую за окном, прошептал он «выручальную молитву»:

– Чему быть, того не миновать.

Августа 6 дня, года 1905, одиннадцать, жарче.

1-й Выборгский участок 4-го отделения

С.-Петербургской столичной полиции,

Тихвинская улица, 12

Не миновать при появлении начальства сыновнего трепета, близкого к обмороку. На лицах читается «рады служить», спины гнутся в дугу, а на губах бродит улыбка обожания, придурковатая, но сладострастная. Начальство млеет, подчиненные мрут от счастья. В какое присутствие ни зайди, везде случаются этакие сердечные моменты. И верится, что подобная благость будет произрастать в государстве Российском вечно.

Появление самого помощника начальника сыскной полиции г-на Ванзарова, да в сопровождении самого г-на Лебедева, не говоря уже о самом г-не Джуранском, повергло участок в торжественное молчание. Даже пристав Шелкинг нервно теребил отворот мундира.

Мило улыбнувшись и крепко потискав ладонь подполковника, Родион Георгиевич поинтересовался происшедшим. Пристав забегал глазами и, тревожно икнув, предложил осмотреть находку.

Гостей подвели к лавке, на которой стоял массивный предмет, скрытый грязной рогожкой. Отведя взгляд и, кажется, набираясь сил, Шелкинг сдернул покрывало.

Всеобщему обозрению предстал сундук мореного и лакированного дуба, по виду старинный, в согбенных фигурках католических святых на всех бортах и с распятием на центральной панели. Крышку – не круглую, как полагается, а остроугольную – венчал заборчик шпилей, словно снятых с костела.