Цвет Земляники и раненая индианка приложили ей какие-то травы к ногам, которые значительно облегчили ее страдания; но идти лесом продолжительное время она все еще была не в состоянии. Нести ее теперь было тоже трудно, так как один из солдат был убит, Мартын ранен, а Цвет Земляники и индианка были нагружены лишними ружьями, отобранными у неприятеля и оставшимися от убитого солдата и раненого Мартына.
Джон не мог идти в счет носильщиков, так как был мал ростом и должен был наблюдать за Персивалем; кроме того, у них было еще двое пленных индейцев, за которыми также нужен был присмотр.
Соорудили носилки такого рода, что их могли нести двое, и эти двое могли постоянно сменяться. Конечно, при таких условиях нельзя было совершать особенно большие переходы; но делать было нечего.
В первый день отошли недалеко, тем более, что приходилось останавливаться и искать себе пропитание, так как запасов больше не было. Когда расположились на ночлег, то Цвет Земляники сообщила Малачи, что индианка, шедшая с ними, сказала ей, что здесь неподалеку есть река, впадающая в озеро, а на реке есть два больших канота, спрятанных в кустах; на этих лодках они могут доехать до самой фермы. Ничего лучшего нельзя было и требовать, а потому было решено поутру отыскать эту реку и воспользоваться канотами.
К полудню пришли к реке; каноты, оказавшиеся, действительно, очень большими, были в полном порядке; но прежде, чем пуститься в плавание, необходимо было запастись пищей на несколько дней, и потому Малачи, Джон и Альфред отправились на охоту; Персиваль теперь был совершенно спокоен и не проявлял намерения бежать, напротив, положительно ни на шаг не отходил от Мэри, расспрашивал ее о многом и, по-видимому, воскрешал в своей памяти многое из своей прошлой жизни.
Охотники вернулись с богатой добычей, так что мяса должно было хватить на четыре или пять дней.
На рассвете следующего утра пленников отвели на полмили в глубь леса, указали им на север и, развязав их, предоставили идти на все четыре стороны. После того все разместились в канотах и продолжали путь водою. Трое суток они днем плыли, а на ночь приставали к берегу, раскладывали костры и готовили себе пищу; на четвертый день они достигли озера; отсюда оставалось еще около 200 миль до фермы.
Однажды стадо оленей переплывало озеро, и охотники наши, воспользовавшись этим счастливым случаем, запаслись мясом на весь остальной путь.
Мэри за это время успела совершенно оправиться; Персиваль совершенно примирился с мыслью о возвращении к цивилизованной жизни и все время говорил о своем отце и матери, с нетерпением ожидая свидания с ними.
На шестой день наши путешественники увидели, наконец, здание форта Фронтиньяк, и хотя фермы и ее строений еще не было видно из-за мыса, поросшего лесом, но они знали, что до фермы оставалось всего только четыре или пять миль. Менее чем через час они плыли уж вдоль своей прерии и пристали наконец в том самом месте, где всегда была причалена их лодка.
Мистер и миссис Кемпбель не видели канотов на озере; они смотрели все время в сторону мыса, ожидая оттуда возвращения ушедших.
— Я думаю, Альфред, нам не следует сразу допустить Персиваля к тете: она так привыкла считать его умершим, что столь неожиданное свиданье может потрясти ее слишком сильно! — сказала Мэри.
— Ты права, Мэри! Мы с капитаном Сенклером, Малачи и Джоном пойдем вперед, а остальные, и среди них и Персиваль, пойдут на некотором расстоянии от нас и пройдут прямо в хижину Малачи; пусть Персиваль останется там, пока я не приду за ним.
За оградой стояли мистер и миссис Кемпбель и смотрели в сторону леса, но Генри, выйдя из дома с Оскаром, сразу заметил идущих к дому. Собаки с радостным лаем кинулись к возвратившимся, и Генри воскликнул:
— А вот и они!.. Батюшка! Матушка! Смотрите, они вернулись!
Все кинулись к Мэри и заключили ее в свои объятия, не помня себя от радости. |