— Если уж речь зашла о том, от чего люди получают удовольствие, что вам предложить выпить? — поинтересовался Монти.

Инспектор поблагодарил и остановился на виски с содовой. Затем, продолжая интересующую его тему, задал очередной вопрос:

— Не могли бы вы припомнить, в какой части вагона вы находились?

— Конечно, — с готовностью ответил мистер Эгг. — Вагон для курящих. Третий класс. Вагон в середине поезда. Купе в середине вагона. Знаете, самое безопасное место, если, не дай бог, несчастный случай. Место в углу со стороны коридора, лицом по ходу движения поезда. Как раз напротив меня висела картинка с изображением Йоркского собора, на фоне две женщины и мужчина, если не ошибаюсь, в одежде по моде 1904 года. Знаете, прошлое, пусть и совсем недавнее, вызывает приятное чувство. По этой причине я ее и запомнил. Больше в вагоне ничто не располагало к приятным размышлениям. А жаль.

— Да, — только и нашел что произнести инспектор. — А вы случайно не помните, кто еще сел в Ковентри в ваше купе?

Монти прикрыл глаза, как будто это могло помочь оживить воспоминания.

— Рядом со мной сидел полный, не совсем трезвый лысеющий мужчина в твидовом костюме, всю дорогу дремал. Он ехал из Бирмингема. По другую сторону от него сидел долговязый молодой человек с прыщами на лице и в очень плохом котелке. Он вошел в купе почти сразу после меня, а когда проходил мимо, споткнулся о мою ногу. Я тогда еще подумал, что он похож на клерка. В углу у окна сидел молодой моряк, он уже занял это место, когда я вошел. Все время разговаривал с молодым человеком, сидевшим напротив, который выглядел так, как обычно выглядят проповедники: довольно неопрятного вида воротничок, головной убор клерикала, усики, напоминающие моржовые, темные очки, отвисшие щеки и вкрадчивая манера общения. Рядом с ним — молодой человек, курящий трубку; он набивал ее табаком, имевшим ужасный запах. Мелкий торговец, не иначе. Но я недостаточно хорошо его разглядел, потому что большую часть времени он читал газету. Далее сидел безобидного вида пожилой старичок с хорошими манерами, правда, ему давно не мешало обратиться к услугам парикмахера. На носу было пенсне — несколько необычного вида — и он не отрываясь читал книгу, как мне показалось, научную. Напротив меня сидел мужчина с большой бородой. Был одет в свободного покроя плащ рыжего цвета. Походил на иностранца. Да, еще на нем была большая мягкая фетровая шляпа. Он ехал из Бирмингема, так же как и проповедник. Что касается тех двоих, сидевших напротив, они вошли в купе после меня.

Старший инспектор улыбнулся, продолжая переворачивать листы внушительной по размерам бумажной кипы.

— Вы удивительный свидетель, мистер Эгг. То, что вы мне сейчас рассказали, полностью совпадает с показаниями ваших семерых попутчиков, но только вам одному удалось запомнить все до мельчайших деталей. Мне кажется, вы любите наблюдать.

— Это составляет часть моей работы, — ответил ему Монти, не скрывая того, что ему были приятны слова инспектора.

— Согласен. Вам, наверное, будет интересно узнать, что длинноволосый пожилой, как вы выразились, старичок, не кто иной, как профессор Лондонского университета Амблфут, занимается высшей математикой и в своем кругу пользуется большим авторитетом. Так вот, он описал вас как блондина с хорошими манерами.

— Премного ему за это благодарен, — сказал мистер Эгг.

— Мужчина, которого вы приняли за иностранца, — это доктор Шлейхер из Кьо, живет там три года. Моряк и проповедник — о них все известно; нетрезвый — с ним тоже все в порядке: мы разговаривали с его женой, она чрезвычайно болтлива. Торговец — житель Ковентри и в городе хорошо известен, занимается чем-то в церковном совете.