– А если встреча, к примеру, назначена на утро? – осведомился Рыбаков.

– Утром я сплю, – просто ответил Ортопед.

С детской площадки донесся веселый крик невменяемого Горыныча. Верзила стряхнул уставших и потерявших бдительность «конвоиров» и огромными прыжками кинулся к горке, намереваясь, как в старые добрые времена, скатиться вниз по ледяному склону.

– Держите его! – заорал Ортопед, бросаясь на подмогу Ди-Ди Севену и Гугеноту.

Из джипа вылез Ла-Шене с перевязанной правой рукой, поглядел на мечущиеся по двору фигуры и зевнул.

– Четвертый раз за сегодня, – пояснил браток, – и откуда у него силы берутся?

Юрий Анатольевич Мертвечук родился в семье директора гастронома и инспектриссы РОНО и с самого детства смотрел на окружающих как на людишек второго сорта. Папуля и мамуля Мертвечука не только не разубеждали в этом маленького Юрочку, но всячески культивировали в нем пренебрежение к «остальным», не сумевшим устроиться в жизни: инженеришкам, училкам, простым работягам и их убогим детишкам.

Дом Мертвечуков всегда был полной чашей, складывающейся из доходов родителей. Анатолий Борисович тащил с работы огромные сумки провизии, Изольда Марковна приносила пухлые конвертики, наполненные сотенными купюрами, которые чадолюбивые родители вручали ей в благодарность за «участие» в судьбе их нерадивых отпрысков. С самого детства перекормленный деликатесами Юрочка твердо усвоил одно золотое правило российского деляги – «Подлость не порок, глаза не выест». И проводил его в жизнь, покупая за пластинку жевательной резинки благосклонность самого сильного мальчишки в школе и с регулярностью дятла постукивая на одноклассников. Ответной реакцией советских учителей, на словах сеявших «разумное, доброе, вечное» в детские души, была поощрение стукаческих наклонностей Мертвечука, превратившегося к моменту окончания десятого класса в откровенного подонка.

Родительское и школьное воспитание очень помогли Юрию и в дальнейшем.

Будучи комсомольским активистом, он легко поступил на экономический факультет Ленинградского Унивеситета, где с головой ушел в общественную работу, появляясь на занятиях только тогда, когда требовалось собрать взносы или объявить об очередном собрании, посвященном эпохальным решениям последней партконференции. Курсовые за него писал аспирант с его кафедры, отоваривающийся у папани, а зачеты ставились автоматически, ибо к тому времени мадам Мервечук уже трудилась в центральном аппарате Ленсовета в должности куратора высших учебных заведений.

Финал обучения Юрия в университете совпал с расцветом кооперативного движения, объявленного основной прерогативой новой советской власти, перестраиваемой говорливым Генсеком с пятном на лысине. Достигший поста второго секретаря горкома комсомола Мертвечук, удачно, кстати говоря, женившийся на дочери крупного хозяйственника, бросил все силы на создание молодежного коммерческого центра, призванного обеспечить отсталых россиян устаревшими американскими компьютерами. Деньги на закупку первой партии умных машин комсомольский вожак позаимствовал из кассы взаимопомощи факультета, да так в дальнейшем и не удосужился возместить ущерб, обвинив в краже сорока тысяч рублей утонувшего по пьянке сокурсника.

И пошло-поехало...

Мертвечук торговал компьютерами, «тампаксами», шоколадными батончиками, польскими джинсами, турецкими кофточками, солью, спичками, сахаром, водкой, мобильными телефонами и квартирами. Всем тем, что пользовалось хоть каким-нибудь спросом или становилось дефицитом в богатейшей стране мира. Вырученные деньги с шиком проматывались в кабаках и тратились на девок. Крест на безоблачном существовании бизнесмена поставил «черный вторник». Мертвечук скупил по бешеной цене огромное количество долларов, надеясь на рост курса, но прогадал и на следующий день оказался на бобах.