Это произошло в один из вечеров масленицы 1831 года от Рождества Христова. Том находился в Париже не более шести месяцев, но артистическая среда, в которой он жил, уже настолько смягчила его нрав, что он сделался одним из самых приятных медведей, каких только можно встретить: он шел открывать дверь, услышав звонок, целыми часами нес караул, стоя на задних лапах и держа алебарду в передней лапе, и танцевал менуэт Экзоде, с бесконечным изяществом закинув за голову палку от метлы. Весь день, к большому удовольствию находившихся в мастерской, он предавался этим невинным развлечениям, и только что уснул сном праведника в шкафу, служившем ему конурой, когда кто-то постучал в уличную дверь. В тот же миг Жак так явно выразил знаками радость, что Декан угадал: пришел горячо любимый наставник обезьяны.

В самом деле, когда дверь отворилась, появился Фо, одетый паяцем, и Жак бросился в его объятия.

— Ну хорошо, хорошо! — сказал Фо и, поставив Жака на стол, вручил ему свою тросточку. — Вы прелестное животное. На плечо! На караул! Целься! Пли! Превосходно! Я закажу для вас полную форму гренадера, и вы будете стоять на часах вместо меня. Но сейчас у меня дело не к вам, а к вашему другу Тому. Где эта тварь?

— Я думаю, в своей будке, — ответил Декан.

— Том, иди сюда, Том! — крикнул Фо.

Том глухо заворчал — это означало, что он прекрасно понял, о ком идет речь, но нисколько не торопится откликнуться на приглашение.

— Ну, — произнес Фо, — разве так надо отвечать, когда я к вам обращаюсь? Том, друг мой, не вынуждайте меня прибегнуть к насилию.

Том вытянул лапу и выставил ее из шкафа наружу, не позволяя увидеть какую-либо другую часть своей особы, а затем принялся жалобно и продолжительно зевать словно ребенок, которого будят, а он не решается по-другому выразить свой протест против тирании наставника.

— Где палка от метлы? — с угрозой в голосе поинтересовался Фо, с грохотом переставляя дикарские луки, сарбаканы и удочки, громоздившиеся за дверью.

— Он уже здесь! — воскликнул Александр, указывая на Тома: услышав хорошо знакомый шум, медведь проворно поднялся и теперь вразвалку с невинным и добродушным видом приближался к Фо.

— В добрый час! — отозвался Фо. — Так ведите себя полюбезнее, когда ради вас приходят из кафе Прокопа в предместье Сен-Дени.

Том стал качать головой вверх и вниз.

— То-то же. Теперь пожмите руки вашим друзьям. Чудесно!

— Ты берешь его с собой? — спросил Декан.

— Поведу его немного поразвлечься, — ответил Фо.

— И куда вы вдвоем отправитесь?

— На маскарад, только и всего… Ну, Том, дружок, пошевеливайся, мы наняли фиакр повременно.

И Том, словно поняв важность последнего довода, вприпрыжку сбежал по ступеням; Фо следовал за ним. Кучер фиакра опустил подножку, и медведь с помощью Фо сел в экипаж, как будто всю жизнь только этим и занимался.

— Ух ты, вот здорово переоделся! — сказал кучер. — Прямо, можно подумать, настоящий медведь. Куда же вас отвезти, судари мои?

— В Одеон, — ответил Фо.

— Гррр! — проворчал Том.

— Ну-ну, не надо сердиться, — отозвался кучер. — Хоть это довольно далеко, но я довезу вас хорошо.

И в самом деле, через полчаса фиакр остановился у дверей театра. Фо вышел первым, расплатился с кучером, затем помог выйти Тому, купил в кассе два билета и беспрепятственно прошел мимо контролера.

Когда Том второй раз обходил по кругу фойе, за ним начали следовать по пятам. Подлинность, с которой вновь прибывший воспроизводил повадки животного, чью шкуру он носил, поразила нескольких любителей естествознания.