— Ведь изнасиловали же.
— Флореситу схватили двое в форме и при оружии у ворот фермы и повалили прямо на дороге. — Алькальд Теофило Морей грызет ногти, алькальд Теофило Морей подскакивает на стуле. — И не промахнулись — она забеременела, генерал.
— Вы мне покажете этих разбойников, сеньорита Доротеа, — рычит полковник Петер Касауанки. — Да не плачьте, не плачьте, я все улажу, увидите.
— Вы думаете, я смогу? — всхлипывает Доротеа. — Одной выйти к этим солдатам?
— Их построят тут, перед караульной. — Полковник Максимо Давила прячется за металлическую решетку. — Вы будете смотреть на них из окна и, как заметите насильников, сразу подадите мне знак, сеньорита Хесус.
— Насильники? — брызжет слюной отец Бельтран. — Скопище развратников, мерзавцы, жалкое отребье. Вот они кто. Сотворить такое бесчинство над доньей Асунтой! Так опозорить мундир!
— Мою служанку Луису Канепу сперва уестествил сержант, за ним — капрал, а напоследок — рядовой необученный. — Лейтенант Бакакорсо протирает очки. — Та вошла во вкус, стала профессионалкой и теперь занимается этим под кличкой Печуга, и сутенер у нее есть, по прозвищу Стомордый.
— Ну-ка, покажите мне, сеньорита Долорес, за кого из этих голубчиков вы хотите замуж. — Полковник Аугусто Вальдес прохаживается перед тремя вытянувшимися новобранцами. — Капеллан мигом вас обвенчает. Ну, выбирайте, выбирайте папу своему ребеночку.
— Мою жену — прямо в церкви, — плотник Андриано Ларке неподвижно застыл на кончике стула. — Нет, сеньор, не в Соборе, а в церкви Святого Иисуса Багасанского.
— Вот так, дорогие радиослушатели, — негодует Синчи. — Этих похотливых святотатцев не удержал ни страх божий, ни должное почтение к святому храму, ни благородные седины этой достойнейшей матроны, давшей жизнь представителям двух поколений наших земляков.
— Они меня как заприметили, господи Иисусе, тут же и хотели повалить на пол, — плачет сеньора Кристина. — Навалились пьяные, а уж какие мерзости говорили. И все это перед главным алтарем, истинный крест.
— Самую милосердную душу во всем Лорето, мой генерал, — грохочет отец Бельтран. — Пять раз оскорбили!
— И еще его дочку, его племянницу, его крестницу, знаю я все это, Скавино, — стряхивает перхоть с плеча Тигр Кольасос. — С кем этот отец Бельтран, в конце концов, — с нами или с ними? Разве он не армейский капеллан?
— Я протестую как священник и как солдат, мой генерал. — Майор Бельтран втягивает живот, майор Бельтран выпячивает грудь. — Эти нечестивцы наносят ущерб не только жертвам, но и самой армии.
— Разумеется, очень скверные намерения были у рекрутов по отношению к даме. — Генерал Викториа улыбается, генерал Викториа сдается, просит прощения. — Но ведь и родственники, не забывайте, чуть не забили их палками до смерти. Вот передо мной медицинское заключение: перелом бедра, гематомы, порваны уши. На этот раз ничья, дорогой доктор.
— В Икитос? — Почита перестает брызгать на рубашку и ставит утюг. — Ой, как далеко нас посылают, Панта.
— Дерево дает тебе огонь, на котором ты готовишь пищу, из дерева дом, в котором ты живешь, постель, на которой спишь, и плот, на котором переплываешь реку. — Брат Франсиско нависает над лесом неподвижных голов, жадно обращенных к нему лиц, распахнутых рук. — Из дерева ты делаешь гарпун, которым добываешь рыбу, орудие, с которым охотишься на зверя, и ящик, в котором хоронишь мертвых. |