Изменить размер шрифта - +
Через некоторое время эта сцена повторялась – с небольшими вариациями. Вдруг Кончини почувствовал, что кто-то трогает его за плечо. Марии в этот момент не было рядом. Он обернулся и увидел Леонору Галигаи.

– Ты страдаешь? – тихо спросила она.

– Как проклятый! – простонал маршал д'Анкр.

– Потерпи еще немного, Кончино, – прошептала женщина. – Ты ее увидишь!

– Леонора! Мое сердце… – чуть не плача, выговорил Кончини.

– Мужайся, мой дорогой, – улыбнулась его жена. – Еще несколько дней. Не стоит бросать вызов Провидению: Лоренцо предупредил меня, что этот Капестан может оказаться причиной твоей смерти. Ты же знаешь, с той самой ночи я делаю для тебя все, что могу! Сегодня я наконец нашла Бельфегора… и с его помощью разыщу твою Жизель!

Кончини вздрогнул… Леонора Галигаи бросила на Людовика Тринадцатого странный взгляд… Затем женщина удалилась.

«Иди, демон, – подумал Кончини. Он был в бешенстве. – Мне нужно от тебя только одно, чтобы ты вернула мне ту, которую у меня похитила. А тогда… О, тогда тебе придется плохо, Леонора!»

Поклонившись королю, Кончино Кончини вышел. Вслед ему с ненавистью смотрел Витри. В прихожей маршал подошел к Ринальдо, для которого только что купил графство Леруяк.

– Ну, что мой дорогой граф? – спросил маршал. Ринальдо что-то тихо проговорил. Затем добавил громче:

– Я только что встретил господина Ришелье – разумеется, в компании Лаффема. В последнее время этот епископ становится все более влиятельным! Если бы я был маршалом д'Анкром, я быстро бы избавился от него.

– Всему свое время, граф, всему свое время. Потерпите, – пробормотал Кончини.

– А может, мы отделаемся пока хотя бы от Лаффема? – настаивал Ринальдо. – Один удар кинжалом – и все…

– Завтра я вручу тебе приказ о его аресте, а ты доставишь Лаффема в Бастилию, – усмехнулся Кончини. – Я поговорю с комендантом крепости. Десять ударов кинжалом в сердце…

Теперь Людовик Тринадцатый остался в комнате почти совсем один. Он решил испить горькую чашу до дна. Окно выходило на улицу Бове. Все соседние улицы были запружены народом. Вдали, неизвестно почему, звонили колокола. То там, то тут раздавались возгласы:

– Гиз! Гиз! – Да здравствует Лотарингия! – Да здравствует месса! – Да здравствует Большой Анри! – Да здравствует спаситель народа!

Побледневший Людовик отошел от окна и прошептал:

– О! Ни одного крика «Да здравствует король!»

Ни одного! Ни одного!

И в это время под окном раздался звонкий молодой голос. Кто-то бросил вызов всему Парижу!

– Да здравствует Людовик! Да здравствует король! – кричал смельчак.

Юноша покраснел от удовольствия.

– Да здравствует король! – снова зазвенело в воздухе.

– Этот голос, этот голос! – бормотал Людовик. – Я его знаю!

– Да здравствует Людовик! Да здравствует король! – разносилось по улице.

«Это он! Мой Капитан! Капитан!» – радостно думал юный государь, и в сердце его оживала надежда…

 

На следующий день Париж все еще бурлил. Еще с ареста Конде народ затаил ненависть. Однако до последнего времени нельзя было открыто выражать свои чувства. И вот теперь плотину прорвало. Хотя надо признать, горожане не питали особой симпатии к принцу де Конде, который был ужасным скрягой…

Феодалы, католики-фанатики, мещане, чернь – все объединились вокруг Гиза.

Быстрый переход