Он пьян, поняла Лиза. Не то чтобы упился вдребезги, но голос чересчур веселый, что с Вадимом в принципе случалось редко.

– Слушай, я уже говорила и повторяю в последний раз: у меня нет большого желания идти куда-либо, тем более с тобой. Все, пока!

Он что-то пробормотал в трубку, пытаясь возразить, но Кики уже отключилась. Слушать пьяный бред Дружинина ей не хотелось.

Скоро она добралась до условленного места. Черепашьими темпами она ползла вдоль тротуара, высматривая майора, и наконец увидела его мешковатую фигуру. Кики не сразу узнала его из-за старомодной шляпы, которую упрямо сдувало ветром, и тот был вынужден придерживать ее обеими руками.

Кики посигналила, помигала фарами, и Раменский ввалился в машину, неуклюжий и заснеженный.

– Добрый вечер, – пробурчал он, отряхиваясь. На Кики полетели капельки талой воды. – Погода просто с ума сошла, вам не кажется?

– Кажется. Здравствуйте.

Раменский шумно вздыхал и устраивал на коленях свою мятую шляпу, словно выпавшую из семидесятых. Потом он попросил разрешения закурить. Вообще чувствовалось, что в маленьком «форде» ему неудобно и неловко.

Амплуа мешковатого типа удавалось ему на ура.

– У вас какие-то дела на даче? – осведомился он, вытряхивая из пачки сигарету и разминая в желтоватых от никотина пальцах.

– Ага. Надо кое-что посмотреть, кое с чем разобраться, – ответила она.

Внимательно следя за дорогой, Кики краем глаза рассматривала Раменского. Неказистый, угрюмый, весь какой-то помятый, однако глаза блестят живым, ярким блеском, словно у охотничьей собаки, почуявшей след.

– Ну что же, Кира Сергеевна, не будем терять время. Я вас слушаю.

Она моментально забыла их недавние перепалки и собственное раздражение в адрес хамоватого майора. Почти всю дорогу до Абрамцева Кики рассказывала ему все, что ей удалось узнать за предыдущую неделю. Раменский молча слушал, и вид у него при этом был обалдевший.

– Что скажете? – спросила Кики, когда рассказ был закончен, а у нее пересохло в горле.

– Скажу, что на первый взгляд вы правы. То есть с логикой у вас все в порядке.

– А на второй взгляд?

– Чтобы подтвердить ваши догадки, нам нужны доказательства.

– По-вашему, машина на аэропортовской стоянке и все остальное – это не доказательства?

– Это называется «косвенные улики», – разъяснил Раменский. – Машину она могла оставить по любой причине. К примеру, не хотела возвращаться вместе с вами из аэропорта. Или просто не любит ездить на такси. Это все ерунда. Да и мотива я пока не вижу: все ваши догадки о том, что Дружинина была любовницей Холода, пока умозрительны. Вот если бы у вас были улики…

– То есть я должна еще и улики для вас добывать? – взвилась Кики. – Ну уж извините, тут я сплоховала. Виновата, исправлюсь!

– Кира Сергеевна, не стоит нервничать. Вы все сделали правильно.

Кики молчала, приходя в себя. Как только закончится вся эта история, она первым же самолетом улетит куда-нибудь отдыхать.

– Осталось только узнать, какого черта вам понадобилось тащиться в такую метель на вашу дачу, – сказал Раменский после долгого раздумья. – Этого я пока не понял.

– Если хотите, называйте это велением интуиции.

– Интуиции? Вы верите в эту чушь? – Майор брезгливо скривился. – Это все штучки в духе глянцевых журнальчиков.

– Я верю, потому что я женщина и у всех нас интуиция развита, разве что у кого-то в меньшей степени.

– Ну и где была ваша интуиция, когда вас умело обманывали подруга и жених?

Испытывая горячее желание выкинуть этого хама и невежу из машины, Кики ответила ровно и нарочито холодно:

– Хотелось бы ответить, что это совершенно не ваше дело… Но не буду грубить.