Прежние владельцы домика использовали этот павильончик для приемов с купанием. Большая фотография в рамке, сделанная приблизительно в 1897 году и оставленная на стене в гостиной Бетти, изображала две маленькие весельные лодки, в одной из которых были три наряженные дамы, а в другой — три разодетых джентльмена. Компанию вытащили на пляж во время самого высокого прилива. После того как фотограф сделал снимок, им, очевидно, пришлось налечь на весла и доплыть по мелководью обратно до павильончика, чтобы не промочить ноги.

Этих людей здесь уже не было. Остались только их призраки. Гарт медленно сосчитал до десяти. Потом открыл застекленную дверь на веранду.

Веранда была пуста. Лишь чуточку правее, недалеко от двери в другую комнатку, стояло деревянное кресло-качалка с высокой спинкой. Кроме этого кресла, на полу стояли блюдечко и чашка с остатками чая, более свежего и явно не относящегося к 1897 году.

— Бетти!

Дул ветер. Казалось, что давно пропитавшееся влагой дерево втягивает в себя звук так же, как воду. Гарт не слышал даже звука собственных шагов, когда шел ко второй двери. И затем, словно в конце вечности, нашел ее.

Прошло несколько секунд, прежде чем он решился войти в комнатку. Бледный дневной свет падал на темно-коричневый купальный костюм, обнаженные бедра, икры и полотняные тапочки, которые Бетти всегда надевала, когда шла плавать. Головой в купальной шапочке она лежала к столику у стены, на котором стояли чашки и блюдца, коробочка с чаем и незажженная спиртовка. Гарт не видел лица этой женщины, но в этом не было необходимости. Она была задушена.

Он внезапно вспомнил слова, которые неделю назад сказала Бетти, когда читала вслух так называемые модные советы в каком-то журнале.

— Поношенную мохеровую юбку, — цитировала она, — можно перешить в прекрасный новый купальный костюм. — И добавила: — Фу!

На какое-то мгновение он оцепенел при виде этой сцены насилия, чего с ним как с врачом не должно было бы произойти. Однако это, подумал он, нечто совсем другое. «Поношенную мохеровую юбку можно перешить в прекрасный новый купальный костюм. Поношенную мохеровую юбку можно перешить в прекрасный новый купальный костюм. Поношенную мохеровую юбку можно…»

Он подошел к бездыханному телу, наклонился и, нежно прикоснувшись к нему, повернул голову лицом вверх. Посмотрел на опухшее, посиневшее лицо; притронулся к белому шнуру, при помощи которого опускаются шторы, глубоко врезавшемуся в шею, с надежным узлом. И очень быстро выпрямился.

Эта женщина была не Бетти.

Однако не только этот факт, сам по себе, привел его в состояние сильного волнения. Не только этот факт заставил его быстро встать и оглядеться в полутемной душной комнатке, где произошло насилие. У тела была еще почти нормальная температура. Капельки крови в ноздрях еще не совсем высохли. Кто бы она ни была (а Гарт был убежден, что угадал, кто она), эта женщина была мертва не более пятнадцати минут.

Пятнадцать — двадцать минут!

Он вытащил из кармана часы и открыл их. Невероятно, они показывали шесть.

Гарт спрятал часы и стоял неподвижно. Двигались лишь его глаза.

Открытая дверь на веранду была прямо напротив полуоткрытой двери, ведущей в прихожую на стороне, находившейся ближе к берегу. Этот пляжный павильончик предназначался для скрытой от чужих глаз частной жизни: в нем не было ни одного окна. Если смотреть на дверь, ведущую на веранду, столик с приборами и чаем стоял у стены справа. Среди разбросанного фарфора и ложечек кроме спиртовки стояли также двухлитровый кувшин, в котором Бетти держала воду для чая, котелок, керамический чайничек и банка сгущенного молока.

Гарт поглядел на противоположную стену. На одном из крючков висел длинный саржевый купальный халат, коричневый, в поперечную желтую полоску. Он принадлежал Бетти, Гарт это знал, однако она очень редко его надевала.