Изменить размер шрифта - +
Кивнул головой:

– Верно, нынче время великого подъема науки. Однако глубины человеческой психики – все еще тайна. И сейчас бывает всякое…

Он хотел добавить, что кому, как не ему, знать о преступлениях нынешнего времени, но вовремя одернул себя: он ведь аптекарь! Усмехнулся: все время забывает об этом – вот что значит расслабиться, отдыхать! Иногда он даже жалел, что придумал себе другую профессию, но ведь не признаваться же теперь? Неудобно как-то… А чтобы успокоить Эльзу, он добавил весело:

– Однако научно уже доказано, что проклятия по наследству не передаются!

Девушка тоже улыбнулась:

– Моя мама тоже это утверждает. И назвала меня Эльзой не только потому, что имя ей нравилось, но и специально – опровергнуть, что ли…

– Видите, мы с ней единомышленники! Науке надо верить.

Но Эльза покачала головой:

– Вряд ли подобные вещи подвластны науке. Наш род всегда ощущал это проклятие – пусть даже малую частицу, но все же отравленной крови.

– И в чем же это выражается теперь, в вашей семье? – Петрусенко, склонив голову набок, с любопытством рассматривал Эльзу. – На мой взгляд, вы спокойные, интеллигентные люди. Я бы даже сказал – слишком интеллигентные… по отношению к некоторым господам!

– Вы, наверное, правы, Викентий Павлович. И все же… есть в нашей семье тайна – плохая, позорная… Ой, мы уже подъезжаем!

Эльза слишком оживленно вскочила с места. Петрусенко понял, что она досадует на себя за излишнюю откровенность. Он тут же подхватил на руки Катюшу, стал показывать ей в окно дома Карлсруэ. Поезд тормозил на вокзальном перроне, все заторопились к выходу. Через пять минут Эльза уже была совершенно убеждена, что ее последним фразам никто не придал значения, о них просто позабыли. Но это было не так: Петрусенко хорошо их запомнил. И, незаметно поглядывая на девушку, он думал: «Семейная тайна… Какое-то позорное проклятие… Не о нем ли стало известно пройдохе Лапидарову? Не им ли он шантажирует этих славных людей?»

 

 

На поле высились несколько шестов с яркими флагами и стояли два аэроплана. Сразу бросалось в глаза: один массивнее, с двумя пропеллерами, другой – одновинтовой, по виду какой-то хрупко-ажурный, из тонких фанерных реечек, на четырех небольших, словно игрушечных колесах. Кресло пилота, рычаги и руль располагались между верхними и нижними крыльями и были полностью открыты.

Викентий Павлович нес Катюшу на руках, и девочка, как только увидала аэропланы, закричала:

– Папа, я вижу деревянных птиц! Когда они полетят?

– Скоро, малышка, – ответил он. – Вот придут люди, сядут на них…

– Да, я знаю, их зовут летуны!

Все засмеялись. Петрусенко спросил Эльзу:

– Вы, как знаток аэронавтики, должны сразу определить: где чей аэроплан?

Девушка, не отрывая глаз от поля, на котором как раз появились две фигуры в кожаных куртках, быстро сказала:

– Тот, который с одним винтом, это «ЕР» – летательный аппарат Ермошина.

– Восхищен! – Петрусенко и в самом деле искренне поразился. – А вот и сам Сергей. Узнаете?

– Узнаю… – тихо сказала Эльза.

…Ей было четырнадцать лет, когда она впервые увидела в газете фотографию Сергея Ермошина и прочитала о знаменитом российском велогонщике. Лютцы жили тогда в городке Белая Церковь недалеко от Киева, отец выписывал «Киевские городские ведомости». Лиза, к удивлению отца, стала рьяной читательницей газет, первая просматривала «Ведомости», стала покупать в киоске журнал «Русский спортивный клуб».

Быстрый переход