Никакого опыта Гершуни я на себе не ставила. Сказала так, просто чтобы отвязался. Предчувствие опасности у меня врожденное…
— Это мне известно, — улыбнулся Двинятин.
Снова помолчали. Вера произнесла тихо:
— Не знаю почему, но мне кажется, что с Тужиловым еще не закончено. Мы с ним еще как-то пересечемся. Наверное, в рамках задуманного им тренинга на выживание… Но вообще я думаю, не так важно предчувствовать опасность, как чувствовать людей.
— Это тебе, может, и не важно, у тебя предчувствие опасности и так есть, а нам, простым смертным, хотелось бы!
— Еще бы, я понимаю. Но вот ведь это чувство не помогло мне, я не знала, что убийца ходит рядом со мной, что он даже «помогает» расследованию. И о профессоре я многого не знала, не чувствовала… И потом, помнишь миф об Ахилле?
— У которого Ахиллесова пята?
— Ага. Его в детстве окунули в какую-то священную реку, и он стал неуязвим. Но ведь его держали за пятку, и потом именно в эту пятку его и подстрелили. Никакая неуязвимость его не спасла, он погиб. То же и с тренингом, с предчувствиями опасности. Тужилов теперь почует, если в него прицелятся из огнестрельного оружия. Ну и что? Это не спасет его от ножа, яда, аварии, террористического акта… Даже от инфаркта, даже от воспаления легких не спасет.
— Кому суждено быть повешенным…
— Именно. Тот не утонет. Но я поняла еще одну очень важную вещь.
— Какую?
— Нельзя отказываться от данного тебе. Нельзя не пользоваться своим предвидением смертельной опасности. А главное, нельзя пользоваться для себя одного. Типа, почуял страх — и руки в ноги, бегом отсюда. Нужно предупреждать тех, кто вокруг тебя, кто этого не чувствует.
— Они могут не поверить.
— Значит, надо стараться, чтобы поверили. Нас, тех, кто чувствует, очень мало. Один на тысячу, на десятки тысяч. Но зачем-то же мы нужны? Зачем, если не для того, чтобы предупреждать ближних? Они без нас не спасутся, значит, мы должны… Я должна.
Андрей кашлянул.
— А что Прудников, этот ревнивый мент?
— Уволился из органов, стал начальником службы охраны холдинга «Елисеев». Переехал в Москву. Как-то объяснил им, что убийца-маньяк — социопат Сафоненко.
Двинятин спросил:
— А где теперь Авангард-Антон?
— В психбольнице. Признали невменяемым.
Самолет принялся медленно поворачивать на взлетную полосу. Стюардесса попросила пассажиров пристегнуться, все подчинились и настроились на взлет.
Однако самолет не проехал по полосе и ста метров, как пилот остановил «Боинг». Один из пассажиров прокомментировал:
— Кто-то опоздал на самолет? Вон трап подводят!
Двинятин зло подумал: «Какая-то важная шишка… А как же! Мы — простые смертные, должны ждать, пока на борт поднимется кто-то из “слуг народа”, которым почему-то тоже срочно необходимо лететь в Китай! Они же не могут, как нормальные люди, вовремя приехать в аэропорт!»
Тот же голос, который комментировал подачу трапа, сообщил:
— Отъехал трап! И машина сопровождения отъезжает…
«Какое облегчение! — снова мысленно иронизировал Андрей. — Наконец-то мы взлетим!»
Крылатая машина мерно загудела, моторы заработали, и взлетная полоса стала стремительно уходить под брюхо самолета. Он плавно оторвался от земли, набирая скорость и высоту и поднимаясь все выше и выше. Когда лайнер оставил под собой землю и кудрявых белых барашков — пасущиеся стада облаков, Двинятин опустил на глаза маску для сна. Это была его старая маска, которую он использовал во время тренировок боевых искусств — для развития обоняния, осязания и слуха. |