– Ну вот, – заявила она, глядя на родителей с нарочитым укором. – Довели маленькую до погибели своими пончиками!

– Маленькая! – шутливо замахнулась на нее Ксения. – Аспирантка, спортсменка, просто красавица… Пора стать посерьезней, милая! Тебе бы уже замужем быть и самой детей пончиками кормить, а ты все моими объедаешься…

– Папа! – торжественно воззвала Наталья к его защите. – Помоги. Мама хочет спихнуть меня замуж, ей надоело меня кормить.

Алексей что-то ответил ей привычно-ироническое, почти не вдумываясь в смысл собственных слов, и продолжал потом смотреть на своих женщин странным, отвлеченным взглядом человека, мысли которого бесконечно далеки отсюда. Он не вслушивался в их традиционно легкие пикировки, в которых звучали какие-то «Петя» и «Вася» – вероятно, очередные безнадежные поклонники Татки, которая училась в аспирантуре того факультета, где преподавала Ксения, полностью разделяла безумную страсть матери к ее оригинальным эскападам и совершенно не собиралась, что называется, «устраивать свою личную жизнь». Он даже и не пытался разобраться в хитросплетениях кафедральных дел, на которые вдруг перескочил разговор увлекшихся женщин, в незнакомых именах и названиях, которыми пестрела беседа. Он просто сидел и смотрел на них – таких родных, таких единственных, таких прекрасных…

И именно в это мгновение Ксения остановилась на полуслове, положила свою руку на его ладонь, забытую на столе, и тихо спросила:

– Тебе хорошо сейчас?

Алексей вздрогнул от неожиданности, искренне кивнул, и тут же искусительница-память напомнила ему, как совсем недавно другая женщина, в другой квартире так же положила руку ему на плечо и другим тоном – не мирно-обыденным, как у Ксении, а расслабленным и интимно-счастливым – задала тот же самый вопрос: «Тебе хорошо сейчас?..» Он тоже кивнул тогда ей в ответ, и в тот момент ему казалось, что он никогда еще не был счастливей и что ради этого счастья он готов отказаться от всего, что составляло до сих пор для него смысл понятий «семья» и «любовь»… Ошеломленный вкусом собственного тихого предательства, который он почувствовал теперь, Алексей мысленно чертыхнулся, потом отговорился делами и сборами, поблагодарил жену и быстро поднялся из-за стола.

Завтрак закончился, и вместе с ним закончились легкость, праздничность и простота бытия. Он вышел в холл, ощущая себя внезапно ослепшим и вновь потерявшим способность ориентироваться в собственных желаниях и мыслях. У входной двери он натолкнулся глазами на два аккуратно уложенных, тяжеленных даже на вид рюкзака и чертыхнулся еще раз – теперь уже вслух. Его жена и дочь увлекались спелеологией, с ума сходили от опасных путешествий по подземным пещерам – чем опасней, тем лучше! – и нынешним вечером отправлялись в очередное из них: в Каповы пещеры, на Урал, в краткосрочную разведывательную геологическую экспедицию.

Тогда, много лет назад, ее шепот замер, растворившись в ласках – она впервые поверяла ему свою страсть, свое безумие, свою профессиональную идею фикс, и он не смог устоять ни перед этой женщиной, ни перед притягательной силой ее безумия – сдался, уступил, не настоял на своем. Потом ее экспедиции сделались все более рискованными и частыми, она втянула в них рано повзрослевшую дочь, отдавала им все свободное время, и когда Алексей звал жену в Европу на очередной фестиваль или на модный южный курорт, только смеялась в ответ: «Дан приказ тебе на Запад, мне – в другую сторону…» С годами он стал язвительно – и не совсем справедливо – замечать ей, что как женщина она сильно бы выиграла, если бы тратила побольше времени на себя лично и на всякие милые женские пустяки, занималась бы своей внешностью не только перед их театральными выходами в свет, а постоянно и регулярно… Увы! Эти доводы не оказывали никакого воздействия на Ксению Соколовскую, чья жизнь была полна настоящими, а не высосанными из пальца эмоциями и неподдельным восхищением многих мужчин.