Затем возвратилась в отель к завтраку,
после которого, все в том же дорожном платье и конической шляпке, опять
вышла и, остановив наемный фиакр, направилась к дому Марата на улице
Медицинской Школы.
Однако ей отказали в праве войти в убогое жилище.
- Гражданин Марат болен и не может принимать посетителей, - преградила
ей путь любовница триумвира, Симона Эврар, известная впоследствии как вдова
Марата.
Шарлотта вернулась в гостиницу и написала триумвиру письмо:
"Париж, 13 июля 2 года Республики.
Гражданин, я прибыла из Кана. Твоя любовь к стране придала мне
уверенности, что ты возьмешь на себя труд выслушать известия о печальных
событиях, имеющих место в той части Республики. Поэтому до часу пополудни я
буду жидать вызова к тебе. Будь добр принять меня для минутной аудиенции, и
я предоставлю тебе возможность оказать Франции громадную услугу. Мари
Корде."
Отправив письмо, она до вечера тщетно прождала ответа. Наконец,
отчаявшись получить его, она набросала вторую записку, менее
безапелляционную по тону:
"Марат, я писала Вам сегодня утром. Получили ли Вы мое письмо? Смею ли
я надеяться на короткую аудиенцию? Если Вы его получили, то, надеюсь, не
откажете мне, учитывая важность дела. Сочтете ли Вы достаточным уверение в
том, что я очень несчастна, чтобы предоставить мне право на Вашу защиту?"
Переодевшись в серое, в полоску платье из канифаса - мы видим в этом
новое доказательство ее спокойствия, настолько полного, что не было даже
малейшего отступления от повседневных привычек, - она отправилась лично
вручать второе письмо, пряча нож в складках завязанной высоко на груди
муслиновой косынки.
В это время в доме на улице Медицинской Школы Друг Народа принимал
ванну в низенькой, едва освещенной и почти не обставленной комнате с
кирпичным полом. Водная процедура была продиктована отнюдь не потребностью в
чистоте, ибо во всей Франции не сыскалось бы человека более нечистоплотного
в привычках, чем триумвир. Его разъедал тяжелый, отвратительный недуг. Для
умерения болей, терзавших Марата и отвлекавших его деятельный, неутомимый
ум, ему приходилось совершать эти длительные погружения: ванны притупляли
муки бренного тела.
Марат придавал значение лишь интеллекту и ничему более - по крайней
мере, для него не существовало ничего важнее. Всем остальным он пренебрегал,
и тело начало разрушаться. Упомянутое отсутствие чистоплотности, нищета, в
которой Марат жил, недостаточность времени, отводимого на сон, и
неразборчивость и нерегулярность в еде - все это происходило от презрения к
телесной оболочке. Разносторонне одаренный человек, тонкий лингвист и
искусный физик, талантливый естествоиспытатель и глубокий психолог, Марат
замкнулся в интеллектуальном уединении, не терпя каких-либо помех. |