Я промолчал, так как возражать озлобленному человеку, тем более в подобный момент, было совершенно бесполезно.

Меня вызвали на заседание, где-то, через час. Я вошел в зал и остановился у дверей.

— Абрамов, вы, что остановились? Проходите на середину зала — произнес председательствующий.

Я прошел к указанному месту и по просьбе судьи, назвал свои анкетные данные.

Присутствующие в зале родственники и друзья подсудимых с интересом посмотрели на меня.

— Скажите, пожалуйста, применялись ли вами, при работе с подсудимыми недозволенные методы ведения допроса?

Я удивленно посмотрел на судью и обвинителя, пытаясь предугадать дальнейшее развитие этой ситуации.

— Поясните, ваша честь, что вы подразумеваете под термином, не дозволенные методы допроса — обратился я к суду.

Судья, открыв дело, зачитала показания Цаплина, в которых тот утверждал, что я применял в отношении его физическую силу, а так же угрозу, поместить его в камеру с так называемыми «опущенными» арестантами.

Я невольно улыбнулся, услышав, стандартное обвинение практически всех подсудимых в том, что во время допросов их избивали и оказывали на них психологическое давление.

— Это, не правда, ваша честь — произнес я — К подсудимому Цаплину, ни каких мер физического и иного воздействия, с моей стороны не применялось.

Судья сделала какие-то отметки в уголовном деле и подняла на меня глаза.

— Ваша честь — произнес я. — У меня, вопрос к подсудимому, можно мне его задать?

— Задайте — произнесла судья.

— Скажите, подсудимый Цаплин, какое воздействие было оказано с моей стороны, я бил вас, если да, то почему вы, не заявили об этом факте в период следствия?

Цаплин сморщил свое лицо, давая понять окружающим, что он старается вспомнить эти побои.

— Этот гражданин, дважды меня ударил по лицу, и несколько раз в область печени — произнес он.

— Скажите, Цаплин, когда это было, до встречи с вашей мамой или после того?

Цаплин бросил свой взгляд на сидевшую в зале мать и произнес:

— Я не помню этого и поэтому, не могу определенно сказать, до или после.

В зале зашумели. Судья, встала из-за стола и жестом руки, остановила этот шум. Повернувшись к Цаплину, она спросила его:

— Обвиняемый, поясните суду, почему вы не сообщили об этих побоях своевременно в прокуратуру и не рассказали о них своей матери, которая встречалась с вами, насколько я знаю, в кабинете Абрамова? Я думаю, что ваша мама Цаплин, не могла бы, не заметить, разбитое лицо своего сына и непременно заявила бы об этом в прокуратуру? Как вы сами об этом думаете?

Вопрос судьи, смутил Цаплина. Его хитрые глазки забегали по залу, отыскивая в нем свою мать.

— Вы, что молчите? — произнесла судья, — или вы не можете вразумительно пояснить мне по существу заданного вам вопроса.

Цаплин, глупо улыбнулся и попытался, что сказать, однако, судья его резко остановила.

— Прекратите, паясничать, Цаплин. Суд отказывается от исследования этого момента, так как, кроме этого заявления, вы не можете подтвердить это больше ни чем.

— Вы, свободны, Абрамов — произнесла судья, обращаясь ко мне. — Суд вас больше не задерживает.

Я молча повернулся и вышел из зала.

Читая решение суда, поступившее мне через неделю, я узнал из него, что суд признал Прохорова, Цаплина и Ловчева в причастности к разбойному нападению на охрану Собора Святого Петра и Павла, с целью похищения икон из собора. Согласно приговора суда Прохоров был приговорен к восьми годам лишения свободы, Цаплин — к шести годам, а Ловчев Вадим — к двум годам условно, с отсрочкой на три года.