Но те, которые потерпели неудачу, должны были подсоединиться ко всему этому. – Она взмахивает рукой, показывая на окружающий нас хаос. – По воле по крайней мере нескольких тысяч размазанных людей. Все это само нашло способ произойти, а ты просто был частью этого, вот и все.
– Понимаю.
Теперь мое «освобождение» от мода верности и от «Карен» выглядит совсем смешно. Я тот, кто я есть, только потому, что послужил проводником этого апокалипсиса, неисправной линией, через которую размазанное человечество будущего сумело вызвать себя к жизни.
В толпе происходит нечто новое – люди начинают собираться группами. Некоторые просто берутся за руки или стоят рядом, но другие в буквальном смысле сливаются. Подавляя панику, я отворачиваюсь. Я не могу на это смотреть. Пока не могу.
Цепляясь за последнюю ниточку нормальности, я начинаю просить прощения у По Квай за то, что так долго обманывал ее. Она только отмахивается:
– Какое это имеет значение теперь? Я понимаю, ты сказал бы мне правду, если бы не мод верности...
– Но я же не сказал тебе правду. Какая разница, что я мог бы сделать. У меня только одно прошлое. Я должен... отвечать за него. Я должен востребовать его, сделать его моим.
Она смеется:
– Ник, все кончено. Какая теперь разница?
– И я подлец, что использовал «Ансамбль», я же тайком проникал в твой мозг... Она устало качает головой:
– Ты не проникал в мой мозг. Я делала то, о чем ты просил, только и всего.
– Что?!
Она пожимает плечами:
– Я плохо помню, обрывками. Я думала – точнее, знала, что это мне снится. Мы не раз сидели с тобой вместе и смотрели на игральные кости, и я заставляла их падать так, как ты хотел – и знала, что это невозможно. Но ты ведь ничего этого не помнишь, правда?
– Не помню.
– Ладно. – Она отворачивается.
Я поднимаю глаза к небу и вижу звезду. Пока я успеваю сказать об этом По Квай, рядом с первой звездой загорается вторая. Через минуту По Квай говорит:
– Какие они бледные. Я всегда думала, что они гораздо ярче.
Толпа затихает. Все как один смотрят на небо. Звезды раздваиваются, множатся, заполняя собой все небо, именно так, как мне однажды привиделось на дежурстве в прихожей. Могла ли размазанная раса дотянуться так далеко в прошлое? Неужели мои состояния выбирались уже тогда?
По Квай охватывает дрожь. Я шепчу ей какую-то утешительную чепуху, беру ее за руку. Она говорит:
– Я не боюсь. Просто я не готова. Останови это, пожалуйста, я еще не готова.
Толпа начинает расплываться. Отдельные клетки распадаются, меняют форму, все увеличиваясь в размерах.
В просветы между клетками я вижу одиноко идущего человека. Карен оборачивается, смотрит на меня, слегка хмурится, словно я отдаленно напомнил ей какого-то знакомого. Затем она поворачивается и уходит.
Через все небо вспыхивает звездная дуга. Я встаю, продолжая крепко держаться за По Квай, поднимаю ее на ноги и тащу вместе с собой вперед.
На краю толпы я в нерешительности останавливаюсь. Текучие формы, напоминающие людей, продолжают сливаться друг с другом. По Квай вырывается. Я отступаю. Карен в последний раз мелькает вдалеке, удаляясь, но я почему-то не могу пошевелиться.
Я поднимаю глаза к Небесам; небо становится совершенно белым.
Эпилог
В течение недели я ищу ее, перебираясь из лагеря в лагерь. Предполагается, что все, кто находится в лагерях, зарегистрированы в центральном компьютере, но она могла из осторожности зарегистрироваться под чужим именем.
В то первое утро, глядя на развалины, оставшиеся после кровавой бойни, я не верил, что помощь когда-нибудь придет. Ни воды, ни транспорта, ни электричества, еды не больше, чем на день. |