— Я искренне рад, Хайран. Сфрагис вовремя приехала в Пальмиру. В память о Байт, которую она так нежно любила, она будет заботиться о тебе. Теперь ты уже не будешь одиноким. Должен тебе признаться, что сейчас, когда мы встретились с этой маленькой рабыней, я кое-что понял и раскаиваюсь. Прости меня, брат. Я окунулся в свои дела и был невнимателен к тебе в самые трудные дни твоей жизни.

Они воспользовались отсутствием Сфрагис и поговорили по душам — два родных брата, одинаково богатых и очень разных по характеру. Хайран, у которого всегда была склонность оказать внимание человеку, помочь тому, кто в нужде, проявить заботу о собственных детях, после всех несчастий, случившихся с ним, стал еще мягче и добрее. А брат его, внешне такой же приветливый, улыбающийся и располагающий к себе, был человеком холодным и равнодушным. И это мешало сердечным отношениям между братьями. Хайран был очень рад и этой встрече и разговору, который произошел за обедом.

— Слышал ли ты, — спрашивал брат Хайрана, — о том, что царица Зенобия предприняла большие работы по укреплению крепостных стен Пальмиры и для этого велела разобрать старинные гробницы, потому что не хватает камня?

— Только сегодня я узнал об этом, — ответил Хайран. — Я ходил на могилу Бельтихан и увидел, что разобраны древние гробницы неподалеку. Сторожа говорили мне, что было приказано разобрать те гробницы и унести те надгробия, которые поставлены двести лет назад и которые уже не имеют сторожей, потому что близкие давно умерли. Как это несправедливо! Меня очень огорчило, когда я увидел, как разорили надгробие большой римской семьи. Там стояли скульптуры десяти человек. Отец, мать, юноши и девушки — видимо, их дети. Они сделаны искусным скульптором и удивительно похожи друг на друга, словно живые. Так вот, скульптуры пока стоят, а все каменные сооружения снесены и не осталось даже надписей. Не знаешь ли ты, почему это делают?

— Знаю, — отвечал брат. — Есть у меня знакомый военачальник, один из тех, кто возглавляет отряды пальмирских мегаристов. Он сказал, что Зенобия предприняла наступление на римское войско, что она хочет полностью освободиться от покровительства римских императоров и даже собирается подчинить себе земли Египта. Вот что он сказал. Но если уже начато такое и за пределами Пальмиры ведутся бои, то надо быть готовым и к нашествию. Римское войско может и к нам прийти, вот и нужно укреплять стены города и бастионы.

— Отважна наша Зенобия! Кто бы мог подумать, что эта красавица, которая, говорят, может заменить искуснейшую арфистку, у которой руки унизаны драгоценными браслетами от плеча до кистей, что она пойдет во главе войска! Должно быть, нам следует гордиться своей правительницей, но как бы мы не пожалели о ее храбрости. Говорят ведь, римское войско непобедимо…

Братья еще долго рассуждали о том, какая польза и какие невзгоды ждут их в связи с честолюбивыми планами царицы Зенобии. А Хайран вспомнил свои разговоры с индийским паломником в Каписе и стал рассказывать брату о том, как увлечен правитель великого Кушанского царства строительством буддийских храмов, настолько увлечен и занят этим, что ему и в голову не идут военные походы, и достояние всей страны с ее многочисленными богатствами он тратит лишь на служение Будде.

— Может быть, это лучше? — сказал Хайран. — Такое честолюбие, как у нашей Зенобии, может привести и к великим бедам. А зачем затевать войну, когда можно жить в мире и вести торговлю со странами всего света?..

* * *

Прошел год с тех пор, как Сфрагис переступила порог дома Байт. Она привыкла уже к своим обязанностям хозяйки дома, привыкла распоряжаться деньгами, которые давал ей Хайран, и привыкла к мысли о том, что она нужна и полезна Хайрану и что она ему как дочь. Как-то, вспоминая о Сидоне, о своем отце и злобной мачехе, Сфрагис сказала Хайрану, что ждет вестей от отца и надеется, что он сообщит, что им сделано для поисков матери.