Голоса туман пугают, и ключ течет на землю.

  Кап-кап-кап. Красное на камень. Красное по рукам. Красное на шее Звездочета.

  - Не нужно бояться, ваше величество, я вас спасу!

  Вот глупый, я почти открыла дверь.

  -...самозванец и узурпатор! Народ его не поддержит... королева... да, теперь войны не избежать, но с Божьей помощью мы победим...

  Сейчас вокруг меня много кардаминового, того, который и красный и с запахом. Куда бы я не пошла, он верным псом бежит по следу и даже немного вперед. Он на полотнищах, он на дороге, он даже на траве, которая от прикосновений его становится черной.

  Но цвет этот нестоек, он исчезает слишком быстро, да и двери нет. Однако я не теряю надежды, Супру-Г, новый, но почти как старый - запах сургуча и власти, сотня драгоценных глаз на пальцах - он обещает, что скоро мы придем к башне.

  Нас много. Иногда мне страшно и удивительно: неужели все эти люди собрались, чтобы помочь мне? Я их люблю за это, и Супру-Га, хотя порой он совершает вещи, которые мне не по вкусу, но он добр.

  Он ведет меня к башне.

  Он знает, как управляться с кардамином.

  Он откроет дверь и, склонив голову, скажет:

  - Виват, мой король!

  - Виват, король! - орут люди, гремя железом, и алые крылья хлопают на ветру. Я хохочу. Я счастлива. Я скоро буду дома.

  -...бегите, ваше величество! У города нет шансов...

  - Они умерли, все умерли и ради чего? Бежать? И кем я буду? Изгнанником? Последним из династии? Глупцом, отдавшем трон самозванцу и сумасшедшей? Нет!

  Кружево на камне: черное и красное, жаркое и мертвое. Поют подковы, лаская камень, и сердце радостно трепещет: сегодня мой день. Сегодня много кардамина.

  Но отчего же он столь стремительно темнеет? Не хочу! Собрать бы. Сохранить. Принести в башню.

  Туда-туда-туда! - рвется сердце, и лошадь подо мной несет, скользит, сливаясь с дымом. Спешу. Лечу. Я уже здесь, мой король, я уже рядом!

  Стена. Ступени. Дверь из старого дуба с черными петлями. Жаркое дыхание за спиной: Супру-Г не отстает, и я рада, что он тоже спешит поприветствовать моего короля.

  Последние ступеньки скользкие, очень-очень, как никогда прежде. И темной грудой мантия, таращатся с упреком мертвые соболя, хорошо, хоть собак нет, а то бы лаяли. Я же тишину люблю.

  И снова дверь. Последняя, с высоким порожцем, за который не решалась переступить Нянечка. Глупая и жесткая, сложенная из фижм да кружев, жалко, что свечу на колпак так и не поставила, глядишь, и маяк получился бы.

  - Я знал, что ты придешь сюда, - сказал Супру-Г-первый. - И он с тобой? Удачно вышло.

  Супру-Г-второй дергает за руку, толкает вниз, и я лечу-лечу по ступенькам. Больно. Лежу. Слушаю. Сталь-сталь-сталь, звон-звон-звон.

  Красный-красный кардамон.

  Он вернулся за мной, Супру-Г-второй, ставший единственным. Было больно, было неудобно и немного стыдно, оттого, что драгоценные глаза следили за нами с пола. Хорошо, что уже никому не расскажут.

  А еще время упустили: в небе снова траур, но с рыжими лентами. И серебра почти не осталось, наверное, у Звездочета кошелек иссяк, а то, что сверху - выгорело.

  - Мне надо идти, - говорит Супру-Г, запихивая в кошель чужие перстни, и объясняет: - Пожары.

  И повторяет.

  - Это мое, по праву.

  Пусть так, я не спорю и не претендую. Здесь зыбко и дымные шали не гревают, а черный кардамин - уголек-уголек из печи приволок, кто найдет - тот уйдет - повсюду.

  Пожалуй, мне впервые становится страшно, и оттого шепчу старой вороне:

  - Я скажу ему: "Виват, мой король".