— Но как я добьюсь приема?

Барбара взяла телефонную трубку, нажала кнопки.

— Джош? Привет. Барбара Линкольн. Прекрасно, спасибо. Слушай, Джош, я хотела бы предложить тебе встретиться на днях с Ровеной Гордон.

Ровена с запылавшим лицом потянулась к телефону, но Барбара с улыбкой отвела ее руку.

— Она нашла хорошую группу и хочет, чтобы ты послушал ее. Она думает, Мэтью не даст группе шанса, а непосредственно к тебе она стесняется идти. Да. О’кей. О’кей. Я понимаю. Спасибо, босс.

Она положила трубку и повернулась к до смерти перепуганной Розене.

— Он ждет тебя через пять минут, — сообщила она. — И пожалуйста, не смотри так испуганно. Он не собирается тебя увольнять. Я работаю с Джошем пару лет и могу сказать, этот человек знает, как делаются дела в столь жестоком мире, он начал заниматься этим, когда нас еще не было на свете. Кстати, он доволен, что ты пришла ко мне.

— Вы уверены? — волнуясь, спросила Ровена.

Барбара кивнула:

— Да. Зайди потом и расскажи. Мы пойдем чего-нибудь выпьем.

Ровена улыбнулась.

— С удовольствием, — засияла она.

Джошуа Оберман сгорбился в кресле, слушая запись. Качество ужасное, и у Гордон нет ничего, даже фото группы.

Но они играли так вдохновенно.

Волнение пробежало по увядшим венам. В семьдесят лет хорошая музыка все еще волновала его. Он, конечно, уже не испытывал сексуального возбуждения, но, как подросток, кое-что чувствовал, слушая музыку вроде этой. Видимо, срабатывал старый синдром. Одна мысль, что через пару лет парни из никому не известной рок-группы станут собирать целые стадионы и тысячи подростков, этих цыплят, буквально будут писать в штаны, вдохновляла. Густой бас. Свежая гитара. Прекрасный вокал. Мелодичные песни.

Такая музыка, такая игра заставят вскакивать целые арены.

Такая музыка способна раскачать публику.

— И где ты их видела? — бесстрастно спросил Джош, строго посмотрев на маленькую Ровену Гордон, ерзавшую на стуле, как будто она предстала перед Богом в день Страшного Суда.

— В мужском рабочем клубе в Шеффилде Они совсем юные, Джош, но очень хорошо играют.

— Музыка говорит сама за себя, детка, музыка продает сама себя, — пробормотал Оберман. — Запомни.

Она поспешно закивала, но не удержалась и добавила:

— И здорово двигаются, очень живые… Прямо выворачиваются наизнанку…

— И где они играют в следующий раз? — ровным голосом, чуть небрежно спросил Оберман.

— В «Редфорд-Портерхаузе». — Ровена чуть подалась вперед. Джош, вы должны увидеть их. Пожалуйста.

Ей показалось, он понял — она что-то нащупала.

— Слушайте, они ведь могут продаться в Америку, еще раз попробовала она. — Я просто уверена.

Джош Оберман поднял бровь. Он вырос на Бруклин-Хейтс, его деятельность охватила три континента, и в последние пятнадцать лет он управлял британской звукозаписывающей индустрией. За все время он нашел три европейских ансамбля, имевших большой успех в Америке. Сейчас этот хорошенький английский розовый бутончик сидит у него в кабинете и говорит — она уверена, что неизвестная группа, найденная ею, прорвется в Америку.

А что, вполне возможно.

— Послушай меня, детка. Уже семь лет я не бывал на этих вшивых концертах. Поэтому посоветовал бы тебе отнестись к делу посерьезнее — под моим руководством шесть компаний.

Ровена набрала побольше воздуха. Итак, она рискует карьерой. Ну и что? Если она не сумеет справиться, поймать этих мальчиков, продвинуть их, значит, она не на месте.