В тени пальм, высокие силуэты которых выделялись на фоне синего неба и яркого закатного солнца, Хевер начал быстро рассказывать о своих надеждах, связанных с кино. Он хотел сам профинансировать драму, главную роль в которой сыграет миссис Корнелиус.

– Она согласилась сменить имя на Дороти Корд. Имена, как все считают, очень важны, они должны быть запоминающимися и все такое. Миссис Корнелиус это не очень обрадовало. Ну, короче говоря, вот что мне от вас нужно… Этот сюжет «Белого рыцаря и красной королевы»… Конечно, вы получите за него приличную сумму. Почему бы вам не увеличить его до полного метра. Около часа. – Он смущенно улыбнулся. – Я не Гриффит.

– Когда вам нужен сценарий?

– Первый вариант примерно через месяц.

Судя по поведению Хевера, я понял, что к основной теме он еще не перешел. Я неубедительно заметил:

– Будет интересно работать над таким большим фильмом.

Он предложил мне большую сигару. Вопреки обыкновению, я согласился. Мы стояли на краю причала в тени деревьев, курили и глядели на грязную воду.

– Хорошо, – сказал он через некоторое время. И тогда, как обычно, путаясь и сбиваясь, заговорил о деле. Последние фразы в этом лепете звучали так: – Палленберг, я хочу, чтобы она вышла за меня замуж. Я намерен попросить ее руки завтра, когда вы будете в Нью-Йорке. Как думаете, у меня есть шансы?

Его огромные глаза смотрели куда-то вниз, лицо его напоминало морду печальной коровы. Я не торопился с ответом.

– Миссис Корнелиус очень независима. Она, очевидно, проявляет к вам интерес, какого не проявляла ни к кому другому. – Конечно, не нужно было упоминать о романах миссис Корнелиус с половиной большевистской верхушки, чтобы он не упал в обморок. – Но не стоит ее торопить. Может, вам следует подождать, пока я не вернусь из Нью-Йорка? Тогда можно будет услышать мнение другой стороны.

Хевер был разочарован, но прислушался к моему мнению.

– Ну ладно. Вдобавок я хотел спросить: можете ли вы на правах старого друга узнать, что она думает по этому поводу. Что скажете? – Не дав мне времени на ответ, он серьезно продолжил: – Поймите, я знаю, у нее есть нечто – не важно, что именно – то, что нужно великой актрисе. Я больше не хочу, чтобы она проходила кинопробы. Я собираюсь все упростить. Она сделает карьеру в кино, несмотря ни на что. – Он посмотрел туда, где привязанный гидроплан, какой-то претендент на приз Шнейдера, бился о деревянную обшивку пирса. – Поймите, – пробормотал Хевер, – мне кажется, что она – самая чудесная малышка на свете.

– Сделаю все, что смогу, старина.

Хевер был мне благодарен. Он нахмурился, пытаясь успокоиться.

– Как думаете, следует ли нам привлекать внимание прессы к автомобилю? Можем ли мы сообщить газетчикам, что успешно провели первое испытание? Уже ходят слухи. Несколько журналистов побывали сегодня в моем офисе. Кажется, из «Лос-Анджелес таймс». Один из них ваш знакомый. Как же его звали? Какая-то ирландская фамилия?

– Каллахан?

– Кажется, так.

– А другой случайно был не Бродманн?

– Нет, не помню. Я решил, что он тоже ирландец.

Я отвернулся от Хевера. Я стал чрезмерно подозрительным. Во мне шевелились смутные сомнения, но я постарался овладеть собой.

– Что ж, пусть с этим разбирается ваша служба по связям с общественностью. Они специалисты. Я дам им инструкции, когда вернусь.