– Эсме!

Трамвай доехал до Галатского моста, а я ничего не видел. Мой глаз болел. Проводник, крича, выгнал меня из вагона, показывая на собственный череп и корча нелепые гримасы. Он думал, что я сошел с ума.

Я оказался на тротуаре, неподалеку от того места, где сошел на берег с «Рио-Круза». Вода была серой, волны неритмично бились о понтоны. Гудели сирены. Миллионы людей проходили по мосту и потом исчезали. Туман становился все гуще. Послышался шум движения. Мост внезапно опустел. Я спустился по ступенькам и двинулся к нему, думая, что моя Эсме ушла именно туда. Турок-полицейский, стоявший у ограждения, приложил свой длинный жезл к моей груди. Он покачал головой и погрозил мне пальцем. Я двинулся вперед, пытаясь его оттолкнуть. Он стал настаивать, указывая на какую-то арабскую надпись и запугивая меня так, как умеют только турки. В нижней части знака виднелись знакомые буквы, но я не мог ничего прочитать. Позади меня завывали уличные торговцы, гудели автомобили, стучали копытами нетерпеливые лошади. Я оглянулся назад. Эсме нигде не было видно. Я кричал на полицейского. Я предлагал ему деньги. Я умолял его разрешить мне пройти. В ответ он пожимал плечами и тыкал пальцами в знак. Увидев, что я все понял, он расслабился. Я уже не мог пересечь мост. Его средняя часть поднялась, чтобы большие корабли вошли в Золотой Рог. Кораблей собралось очень много, под дюжиной разных флагов: линейные крейсеры, грузовые пароходы-трампы, нефтяные танкеры, баржи с зерном; а вокруг них, как паразиты вокруг китов, мелькали маленькие, красные с желтым парусные каики. Полицейский отказывался понимать мой французский. «Ма soeur! Ма soeur!» Он тыкал в меня наконечником своего жезла, с возрастающим нетерпением качая головой. «Sorella! Sorella! – кричал я. – Schwester! Shvester! Shvester! Hermana!» Я ничего не мог придумать. Я злился на самого себя за то, что выучил слишком мало турецких слов. К этому времени мне следовало бы усвоить гораздо больше. Я расплачивался за лень. «Kiz kardesh!» Он пожал плечами и расслабился. Пароходы проплывали под мостом, уверенно и легко входя в гавань Галаты. Неужели американский моряк забрал Эсме в Стамбул? Или они ушли совсем в другую сторону? Я дрожал от горя, скорчившись у ограждения, а в это время у меня за спиной собиралась огромная толпа турок, албанцев, арабов, персов, черногорцев, греков и евреев.

Когда мне разрешили заплатить пошлину и перейти мост, уже стемнело. Я перебрался на другую сторону по шатким доскам, я двинулся по усаженным деревьями улицам, где мусульмане опускались на колени и издавали странные горловые звуки, а потом внезапно умолкали. Они склоняли лица к земле и простирались перед Голубой мечетью. Небо почти утратило цвет, и силуэт здания казался вырезанным из черного дерева. Эта цитадель ереси и суеверия испугала меня. Я поспешно миновал сборище правоверных, пересек площадь и приблизился к Айя-Софии, почти точной копии того, другого чудовищного здания. Но Айя-София была христианским храмом, застывшим в блаженном спокойствии. Я спустился, миновал переулки, где располагались вонючие рыбные лавки, прошел мимо главного входа в Гранд-базар. Улицы заполнились ярким светом, исходившим от ламп, свечей и крошечных жаровен. Здесь работали котельщики и оружейники, здесь стояли слабо освещенные прилавки торговцев табаком – разные сорта были сложены горками, и каждую украшал лимон. Я проходил мимо ресторанов, заглядывая во все окна, но не видел ни белых женщин, ни даже американских моряков. Мечети и фонтаны, черно-белые арки, крошечные улицы со стенами, покрытыми виноградными лозами, колоннами, пилястрами, повсюду нетерпеливые голоса, крики, навязчивые прикосновения.