|
Бурлящее клокотание воды внизу, под скалами. Тетина лавка, где всегда царили полумрак и прохлада и длинными цветными спиральками свисали клейкие полоскимухоловки. Вкус супа, который тетка ему готовила: крабы, зеленый горошек, плоды хлебного дерева и бананы. Кудахтанье в небольшом огороженном курятнике… Посылая его на поиски своего отца, Шарлотта, сама того не зная, увлекла его на путь по следам собственного прошлого.
– Приехали, патрон! Даг попросил у шофера подождать его и двинулся по направлению к приюту. Это было большое белое здание, совсем недавно заново выкрашенное известью. Строгое и с виду солидное. Вполне мирное. Даг покачивал сумкой, стоя перед воротами с ухоженным садом за ними в ожидании, пока кто-нибудь ему откроет. Какая-то коротконогая монахиня наконец приковыляла к нему, бросая недовольные «Каsaye?!. Он протянул ей свою визитную карточку, украшенную девизом «Vitamimpenderevero» (посвятить жизнь истине), пояснив, что желал бы переговорить с матерью настоятельницей. Она внимательно оглядела его с ног до головы, затем удалилась, переваливаясь с боку на бок и покачивая головой, тряся в воздухе его карточкой, как пылающей головешкой. Опять ожидание у решетки. Чтобы как-то убить время, он попытался определить, что за растения и кусты его окружают. По правде сказать, занятие было не слишком забавное: он ровным счетом ничего не смыслил в ботанике, к тому же начинал уже подыхать от жажды. Монахиня вернулась, вся запыхавшаяся, и сообщила ему на этот раз, что «paniproblem», мать Мари-Доминик ждет его. Он проследовал за ней по прохладному коридору, выложенному красной плиткой, мечтая об автомате с напитками. Учительница младших классов вела занятия, и звонкие детские голоски что-то повторяли за ней нараспев. Мать настоятельница сидела за письменным столом розового дерева с резными выдвижными ящиками. Это была красивая женщина лет шестидесяти. Смуглая кожа, черные холодные глаза, которые, казалось, прямо говорили: «Поторопись-ка, сынок, делать мне нечего, только с тобой возиться!» Даг подождал, пока она предложит ему сесть, и только тогда начал: – Мне очень неловко, что я вынужден вас побеспокоить, но у меня поручение от одной вашей бывшей воспитанницы, Шарлотты Дюма… – Дюма… Да, понимаю, – оборвала его настоятельница, возвращая служебное удостоверение. Даг посмотрел на ее полные приоткрытые губы, позволяющие видеть безукоризненно белые зубы, и у него появилось ощущение, что он рассматривает содержимое холодильника. Он вынужден был сделать усилие, чтобы продолжить: – Мадемуазель Дюма поручила мне найти ее отца, я хочу сказать… настоящего отца. – И какое это имеет к нам отношение? – спросила она, спокойно скрестив на груди руки. Нет, ну в самом деле! Почему люди прикладывают всегда столько усилий, чтобы скрыть ту малость, которую они знают? Он с трудом подавил улыбку. – Поскольку она воспитывалась у вас, я подумал, что вы могли бы сообщить мне какую-нибудь информацию – По правде сказать, господин… – Леруа. – Месье Леруа. Прежде чем покинуть нас, Шарлотта попросила у меня свое досье. Я всегда придерживалась того мнения, что ребенок имеет право знать правду. И я рассказала ей все, что знала. Вот, Шарлотта Дюма. Она протянула ему картонную карточку. – Я знала, что вы придете. Шарлотта меня предупредила. Ученицей она была блестящей, но с очень плохим характером, такая упрямая, строптивая. Очень злопамятная. Это никогда ни к чему хорошему не ведет. Даг молча выразил свое согласие: ему кое-что было об этом известно. Он взял карточку и быстро прочел:
– родилась 3 января 1971 года в г. Вье-Фор, Сент-Мари – отец: неизвестен – мать: Лоран Мальвуа, урожденная Дюма, родилась 8 февраля в По, департамент Жиронда; скончалась 4 октября 1976 года в г. |
