Но мужчины, по сути дела, никогда не играли в моей жизни особой роли, ты знаешь. В школе мне приходилось усердно учиться, много работать над собой, чтобы как следует подготовиться к экзаменам. У меня просто не было времени для встреч с мальчиками.
— К тому же ты была такой стеснительной, — напомнила ей мать, и от доброй улыбки у нее на лице появились морщинки. — Ты краснела как рак, стоило какому-нибудь мальчишке бросить выразительный взгляд на тебя. А многие из них этим грешили, дорогая.
Рамона кивнула в знак согласия.
— А там, в Оксфорде, мне нужно было стать бакалавром, ну а потом — доктором. Поэтому приходилось заниматься еще старательнее, чем прежде.
— Если ты помнишь, я всегда советовала тебе почаще выходить из дома, — рассмеялась Барбара. — Если другие матери всегда предостерегали своих дочерей, не давали им возможности слишком часто посещать вечеринки, то я всегда подбивала власти нашего городка к организации как можно большего числа светских мероприятий, чтобы ты в них непременно приняла участие!
Рамона засмеялась.
— И там я встретилась с Кейтом, — напомнила она, и смех замер у нее на губах. Она приняла подброшенную матерью тему, и от нахлынувших мыслей на ее красивый лоб набежали морщинки. — Знаешь, вначале я даже не замечала, насколько мы не похожи друг на друга. Какая-то странная парочка. Когда он, проводив меня домой, с улыбкой целовал меня на прощание, мне казалось, что он просто душка.
Я отдалась целиком своей будущей карьере. Получила степень бакалавра, потом поступила в аспирантуру, и все это время мы с Кейтом… ну как тебе сказать… дрейфовали в неизвестном направлении, — призналась она с горечью в голосе. — Только совсем недавно я начала по-другому смотреть на себя, на свою жизнь. Я закончила аспирантуру в Оксфорде, но меня это уже не удовлетворяло. Годы стремительно бежали, один за другим, а у меня не было ни мужа, ни своей семьи. Не было любви.
— Ты рассказывала Кейту о своих чувствах? — осторожно осведомилась Барбара, стараясь быть как можно тактичнее. Для чего причинять дочери еще большие страдания, ведь ей и без этого отнюдь не сладко.
Рамона только вздохнула.
— Ах, сколько раз я пыталась. Но он всегда избегал этой темы. Наконец он заявил мне, что он — импотент.
— И тем самым дал тебе понять, что ты не должна и не осмелишься его бросить? — скучающим тоном сказала Барбара.
Рамона кивнула, крепко сжав руку матери.
— Да, совершенно верно! Ты понимаешь, правда? Как я могла в такой ситуации бросить его? Ведь мы были столько лет вместе. Могла ли я ему откровенно заявить, что такой мужчина мне не нужен? Просто отвратительно. Одно из главных жизненных проявлений — это секс, либо он есть, либо его нет. Я хотела помочь ему. Я устраивала для него консультации с врачами-сексопатологами, но он к ним не ходил. Все это становилось невыносимо, и вот…
Барбара, дрожа всем телом, вздохнула:
— И вот… случилось это несчастье.
Рамона понимающе кивнула.
— Да, самоубийство, — мрачно сказала она, чувствуя, как острая внутренняя боль возвращается к ней. — Потом это странное дело с "Александрией". Что бы ни произошло, — с уверенностью сказала она, — все это связано с бизнесом.
Ей и в голову не приходила мысль, что, может, и она несет долю ответственности. Может, она слишком часто приставала к нему с требованиями объясниться, что наконец и переполнило чашу его терпения.
— Скорее всего, ты права, — сказала Барбара. — Ну и что же ты собираешься предпринять в таком случае?
Рамона усталым жестом провела рукой по своим длинным золотистым волосам.
— Не знаю. |