И они оправдались… Карлсон весь высунулся из окна так, что видны были только его толстые короткие, пухленькие ножки.
— Гей-гоп, — завопил он, — погляди вниз, сейчас я произведу самый сильный в мире хлюп!
— Стой! — крикнул Малыш и тоже лёг на подоконник. — Не надо, Карлсон, не надо! — молил он испуганно.
Но было уже поздно. Мешок полетел вниз, и Малыш увидел, как он разорвался, словно бомба, у ног какой-то тётеньки, которая шла в молочное кафе в соседний дом. И было ясно, что этот самый громкий в мире хлюп ей решительно не понравился.
— Гляди, — сказал Карлсон, — она ахнула, словно мы сбросили горшок с фикусом, а не полтора стакана воды.
Малыш с грохотом захлопнул окно. Он не хотел, чтобы Карлсон продолжал выбрасывать на улицу разные вещи.
— Я думаю, что этого нельзя делать, — сказал Малыш серьёзно, но Карлсон в ответ только расхохотался.
Он несколько раз облетел вокруг лампы и, не переставая хихикать, приземлился возле Малыша.
— «Я думаю, что этого делать нельзя»! — передразнил он Малыша. — А что, по-твоему, можно? Швырнуть вниз пакеты с тухлыми яйцами? Это тоже одна из странных фантазий твоей мамы?
Карлсон снова взлетел и снова грузно шмякнулся на пол как раз перед Малышом.
— Могу сказать, что вообще ты и твоя мама самые странные люди на свете, но всё же я вас люблю. — Карлсон потрепал Малыша по щеке.
Малыш покраснел, так он был счастлив. Карлсон его любил, это замечательно! Да и маму он любил тоже, это ясно, хотя часто плёл про неё невесть что.
— Да сам удивляюсь, — подтвердил Карлсон, продолждая похлопывать Малыша по щеке.
Он хлопал его долго и всё более и более увлечённо. Последний хлопок походил уже скорее на пощёчину, и тогда Карлсон сказал:
— Ой, до чего же я милый! Я самый милый в мире! И я думаю, что поэтому мы сейчас поиграем во что-нибудь совсем милое, ты согласен?
Малыш был, конечно, согласен, и он тут же стал лихорадочно соображать, во что бы такое милое поиграть с Карлсоном.
— Вот, например, — предложил Карлсон, — мы могли бы играть, что стол — это наш плот, на котором мы спасаемся от наводнения… а оно, кстати, как раз и начинается.
И он показал на струйку воды, которая подтекла под дверь.
У Малыша перехватило дыхание.
— Ты что, не закрыл кран в ванной? — спросил он с ужасом.
Карлсон наклонил голову и ласково поглядел на Малыша.
— Угадай, закрыл ли я кран или нет! До трёх раз!
Малыш распахнул дверь в прихожую. Карлсон был прав. Великое наводнение началось. Ванная и прихожая были залиты водой, она стояла уже так высоко, что в ней можно было плескаться, если была охота. А Карлсону была охота. Он с восторгом прыгнул прямо в воду.
— Гей-гоп! — кричал он. — Бывают же дни, когда случаются только прекрасные вещи!
Малыш закрыл кран в ванной и выпустил из неё воду, а потом опустился на стул в прихожей и с отчаянием уставился на пол.
— Ой, — сказал он тихо, — ой, что скажет мама?
Карлсон перестал прыгать в воде и с обидой посмотрел на Малыша.
— Ну знаешь, это уж слишком! — возмутился он. — Что же она такая ворчунья, твоя мама! Несколько ведёр самой обыкновенной воды… есть о чём говорить!
Он снова подпрыгнул, да так высоко, что обрызгал Малыша с головы до ног.
— Приятная водичка, — сказал он. — А заодно и ножная ванна. Она что, возражает против мытья ног?
И он ещё раз прыгнул, и снова Малыша обдало брызгами.
— Неужели твоя мама никогда не делает ножных ванн? И все дни напролёт швыряет из окон цветочные горшки? Так, что ли?
Малыш ничего не ответил. |