В это мгновение великолепный гнедой конь спотыкается о камень. Юноша теряет равновесие и вылетает из седла. Конь встает на дыбы, дико вращает глазами и выбивает подковами искры из камней. Он забьет упавшего юношу копытами, а помочь некому. Я выскакиваю из своего укрытия и хватаю коня под уздцы.

Успокаивающие чары – и конь почти сразу усмирен. С дикими лошадьми такое не проходит. Они избегают наших прикосновений. Этот же конь объезжен. Нервничает, но приучен к узде. Я поворачиваюсь к его хозяину, лежащему на тропинке. Юноша еще слегка оглушен падением, но теперь вне опасности. Он лишь чуть постарше меня. Я привязываю коня к ближайшей ветви и собираюсь скрыться в лесу.

– Подожди!

Поворачиваюсь и встречаюсь с юношей взглядом. Глаза у него голубые, как крыло сойки.

– Кто ты?

Я не отвечаю.

Названное существо – прирученное существо. А мой народ всегда будет свободен и дик. Стоило сразу уйти от этого юноши. Люди зачастую опасны. Но я медлю. Он выглядит таким безобидным – распластавшийся на земле, с заляпанными грязью рукавами дорогого зеленого жакета и поцарапанной об куст ежевики щекой. И он видит меня – действительно видит. В его глазах блестит мое крошечное отражение. Наверное, поэтому мне хочется остаться, хочется слышать звук его голоса и видеть саму себя в его голубых глазах. Как правило, меня никто не видит. Даже когда я показываюсь, по настоящему меня все равно никто и никогда не видит.

– Кто ты? – повторяет юноша. Его голос мягок, он подобен бархатной шкуре лани.

Я качаю головой.

– Не бойся. Кто ты? Где твоя родня?

Моя родня – это волки, зайцы и дикие пчелы. Это березы, косули и выдры. Это мой народ, путешествующий в дымке костров и странствующий вместе с лисицами, волками, барсуками и куницами. И я не боюсь.

Вздернув подбородок, отвечаю:

– В лесу.

– Тогда ты, должно быть, королева Мая. – Юноша встает и поднимает с земли слетевший с его головы праздничный майский венок, сплетенный из диких роз и листьев земляники. Он нежно опускает его на мои волосы. – У тебя есть имя?

Конечно же нет. Имена – для ручных существ. Имена – для тех, кто боится той свободы, которой обладаем мы.

Мысли возвращаются к амулету деревенской девушки, и я говорю:

– Я знаю твое имя. У И Л Ь М.

Юноша улыбается. Почему он не удивлен тем, что мне известно его имя? А, наверное, все селянки знают его имя. Знают его самого, видят сны о нем и выдыхают в подушку его имя. Он удивился бы, если оно не было бы мне известно.

На мгновение от его самоуверенности я теряю дар речи. Однако даже она не лишена толики очарования. Юноша напоминает мне молодого оленя, хвастающего своей первой парой рогов. Он столь же неловок, игрив и самодоволен. Есть в нем то, чем он отличается от своего народа, – некая дикость.

– Уиль я м, – пишет он на земле.

У И Л Ь Я М. Еще одна буква! Видно, деревенская девушка написала его имя неверно.

– Уиль я м. – Его имя звучит так же нежно, как журчание родника.

Он вновь улыбается.

Я редко улыбаюсь. Просто некому. Теперь понятно, зачем я прошлым вечером сняла с волшебного дерева амулет. Понятно и мое беспокойство, и какое то тянущее чувство. В моей жизни чего то не хватало, а я этого даже не подозревала. Теперь же, прямо сейчас, я осознала, что именно так тянуло меня сюда и звало.

У И Л Ь М.

У И Л Ь Я М.

Всего одна буква. Один росчерк. Тем не менее я ощущаю его. Внутри имени была пустота, похожая на отверстие в ведьмином камне. И эта пустота жаждала быть заполненной. Заполненной тем, что потеряно. И, глядя на начертанное на земле едва различимое имя, я в глубине души понимаю: потеряна была Я.