|
Он увлекся моими первыми транскрипциями древних валлийских бардов и написал предисловие к первому их изданию, подготовленному мной. Он изводил антикваров и нумизматов поисками любых галльских монет, считая, что именно в монетах последних времен независимости кельтское искусство выразилось в самом чистом виде. Он устроил вместе с Ланселотом Лангьелем, заново открывшим галльское медальерное искусство, в парижском Педагогическом музее памятную выставку «Галльское искусство и его продолжения», куда, разумеется, входила сюрреалистическая живопись или та, которую так называют. Я не могу здесь равнодушно вспоминать свои встречи с тем, кого называли «папой сюрреализма» — на парижских улицах, перед витриной антиквара, музеем или Национальной библиотекой, а также долгие мгновения исступленного восторга, когда в своей мастерской на улице Бланш, окна которой, однако, выходили на бульвар, он мне чуть ли не с религиозным пиететом показывал последние из приобретенных произведений галльского искусства. Беседы с Андре Бретоном, его пламенное воздействие, его изумительная культура, его обостренное ощущение искусства, его интуитивное знание людей и вещей — все это было для меня существенно в те годы, которые я с удовольствием определяю как безумные и которые в той же мере сформировали мои взгляды, в какой развили во мне интерес к поиску и глубокое чувство подлинности.
Я проводил дни в Национальной библиотеке, расшифровывая старинные валлийские тексты, которые извлекал из журналов, где страницы даже не были разрезаны. Экскурсы в бардовскую поэзию я перемежал вылазками в бесконечный мир, который обнаружил в холмах. Я уже знал, что несколько вечеров в году эти холмы открываются для взора тех, кто способен разглядеть необычайный и золотистый черный свет, позволяющий смельчакам пройти через коридоры и лабиринты к чудесным и волшебным равнинам вечного Лета. Я поглощал книги. Я размышлял над начертанием знаков, зарытых в них и происходивших как из Ирландии и Великобритании, так и из Арморики моих предков. На острове Гавринис в заливе Морбиан, где внутри кургана, теперь восстановленного, находятся прекраснейшие из дольменических изображений, перекликающихся с рисунками таких памятников, как Нью-Грейндж, Сид-на-Бруг из ирландских легенд, спирали которого не давали мне покоя, или Брин-Целли-Дду на острове Мэн (Mon), то есть Англси, инициационный холм, внутри которого на камне вырезаны странные дороги. Тогда я не мог себе представить, что когда-нибудь у меня будет спутница по фамилии Мон (Mon). Мэн, Ynys Mon, остров друидов, очень далеко, у оконечности Гвинедда (точно так же называется край вокруг Ванна, Гвенед — Gwened), почти у самого Уэльса, откуда происходили некоторые из моих предков. Определенно, даже если мегалиты не были построены друидами, они неоспоримо воздействовали на верования кельтов и на их странные обряды на побережьях той неопределимой Бретани, у которой повсюду центр и нигде нет периферии. Но я все еще обследовал глубинный Морбиан, порой даже места, которых невозможно найти. Помню, как спрашивал о дольменах, не существовавших уже самое меньшее лет сто, принимал за мегалиты обломки породы, восхищался круглыми углублениями в скалах, которые были всего лишь результатами эрозии. Однажды старушка, которая никак не могла взять в толк, что такое дольмен, наконец воскликнула: «А! Вы имеете в виду камни, которые принесла в подоле фея!» И вправду милая история, свидетельствующая о живучести мифов в среде сельского населения. Но из этих терпеливых объяснений вырисовывался один и тот же образ — Мегалитической богини, той, которую археологи называют идолом в форме щитка, которая властвует в памятниках Локмариакера, но изображение которой можно встретить почти повсюду, включая область Парижа, а именно Шанже-Сен-Пиа близ Шартра, в долине реки Эр, где мегалитическая цивилизация бесспорно послужила основой для друидического культа, о котором свидетельствуют исторические тексты. |
