И везде жутковатый символ — лист, напоминающий кинжал.

Во время марша по коридорам Бонд высматривал отдел разработок и, уже в самом конце, заметил-таки нужную табличку, однако Хайдт свернул в другую сторону.

— Пойдем, свожу тебя на экскурсию.

Бонду выдали темно-зеленую каску. Точно такую надел и Хайдт. Они подошли к задней двери, где обнаружился еще один пост охраны. Что интересно, там проверяли рабочих, возвращавшихся в здание со свалки. Дверь вела на террасу с видом на бесконечную череду невысоких построек, между которыми сновали мусоровозы и автопогрузчики. Всюду суетились рабочие в касках и одинаковых комбинезонах.

Здания стояли аккуратными рядами, словно бараки, и пейзаж снова напомнил Бонду не то тюрьму, не то концлагерь.

«Arbeit macht frei…»

— Сюда, — позвал Хайдт и зашагал между бесконечными контейнерами, землеройными машинами, бочками и поддонами, на которых громоздились кипы бумаги и картона, В воздухе стоял глухой рокот, а земля под ногами мелко подрагивала, словно где-то в глубине работали огромные печи. Через ворота в четверти мили к востоку въезжали грузовики, и резкие крики чаек, пикирующих им вслед в поисках объедков, звучали своеобразным контрапунктом.

— Если не возражаете, я прочту вам коротенькую лекцию о своем бизнесе, — предложил Хайдт.

Бонд не стал отказываться.

— Есть четыре способа избавиться от отходов. Просто вывалить их где-нибудь в сторонке: как правило, на свалку или специальный полигон, хотя океан тоже неплохое место. Вы знаете, что в Тихом океане пластмассы в четыре раза больше, чем зоопланктона? Большое тихоокеанское мусорное пятно, что дрейфует между Японией и Северной Америкой, — величайшая мусорная свалка в мире. По площади оно в два раза больше Техаса, а может, и вообще размером со все Штаты — точно никто не знает. Впрочем, один факт неоспорим: оно растет. Второй способ — сжигать, но это дорого, да еще остается опасный пепел. Третий вариант — переработка; ею-то и занимается «Грин уэй». И наконец, минимизация: это когда стараются производить и продавать поменьше одноразовых товаров. Воду продают в пластиковых бутылках, знаете?

— Разумеется.

— Так вот, сейчас их стенки гораздо тоньше, чем раньше.

Бонд решил поверить на слово.

— Это называется «облегчение». Куда лучше прессуется. Сами продукты с точки зрения борьбы с отходами — не такая уж проблема, основной объем — упаковка. Мир отлично справлялся с мусором, пока не перешел к экономике потребления, пока не началось массовое производство. Как доставить продукт покупателю? Упакуем его сначала в полистирол, потом в картонную коробку, а ее — Господи прости — в полиэтиленовый пакет, чтобы легче нести до дома! Ах да, подарки — их еще завернем в цветную бумагу, да непременно с ленточкой! Рождество — это самый что ни на есть мусорный ураган.

Хайдт продолжил, обозревая собственную империю:

— Обычно мусороперерабатывающий завод занимает от пятидесяти до семидесяти пяти акров. У нас здесь сотня. В Южной Африке у меня еще три завода и десятки перевалочных станций, куда мусорщики — на тех самых грузовиках, что ездят по улицам, — свозят отходы. Там их прессуют и доставляют на переработку. Я сам придумал строить перевалочные станции в поселениях сквоттеров. Через полгода замусоренность снизилась на шестьдесят-семьдесят процентов. Раньше полиэтиленовый пакет здесь называли «национальным цветком». Теперь такого нет. Проблема решена.

— Я видел тут мусоровозы из Претории и Порт-Элизабета. Зачем ехать в такую даль?

— Особые грузы, — уклончиво пояснил Хайдт.

«Какие-то опасные вещества?» — подумал Бонд.