Я заметил, что на сей раз он был в костюме. Сливового цвета брюки, легкий свитер и шарф на шее.

– Это я его одел сегодня утром, – сказал Гораций, выглядывая из кухни. – С точки зрения умения одеваться, он – чистая скрижаль.

На нем самом красовался фартук – поверх белой рубашки с галстуком и идеально отглаженных брюк (а это само по себе означало, что он вскочил в самую рань, только чтобы погладить одежду).

Я извинился и ускользнул – проверить, как там родичи в гараже. Я вошел туда весь на нервах, но они спали, там, где я их вчера и оставил. Даже позу не поменяли за всю ночь. Тут мне, конечно, пришло в голову страшное, я кинулся к машине и подержал руку напротив каждого из родственных носов. Убедившись, что их обладатели живы, я отправился обратно, к друзьям. Все уже собрались вокруг того, что родители называли «хороший стол»: это была глыба черного стекла в нашей официальной столовой. Столовая эта использовалась крайне редко и ассоциировалась у меня исключительно с хорошими манерами, от которых впору задохнуться, и со всякими неприятными разговорами – потому что пользовались ею, только когда на праздники съезжались родственники или когда родители хотели «обсудить со мной кое-что важное». Это обычно означало лекцию на тему моих плохих отметок, еще более плохого поведения, друзей или отсутствия таковых и так далее. Можете себе представить, как чудесно было увидеть, что эта комната полна еды, друзей и смеха! Я примостился рядом с Эммой. Гораций устроил настоящее шоу из презентации блюд, которые он сегодня нам приготовил.

– Сегодня утром у нас pain perdu, картофель à la royal, viennoiserie и овсянка с карамелизованными фруктами.

– Гораций, да ты просто себя превзошел! – воскликнула Бронвин с набитым ртом.

Наполнялись тарелки, звучали слова благодарности; я, оказывается, так проголодался, что лишь через несколько минут додумался спросить, откуда взялись продукты.

– Возможно, они сами собой уплыли с полок бакалеи, что напротив, через дорогу, а возможно, и нет, – как ни в чем не бывало объяснил Миллард.

Я мигом перестал жевать.

– Ты что, украл все это?

– Миллард! – с упреком воскликнула мисс Сапсан. – А если бы тебя поймали?

– Невозможно. Я вор-эксперт, – с гордостью ответил Миллард. – Это мой третий по восхитительности талант, после феноменальной остроты ума и почти идеальной памяти.

– Но у них теперь в магазинах есть камеры, – сказал я. – Если они засняли тебя на видео, у нас могут быть большие проблемы.

– О, – сказал Миллард, вдруг чрезвычайно заинтересовавшись ломтиком карамелизованного персика на конце своей вилки.

– Очень впечатляющий грабеж, – сказал Енох. – Какой там у тебя самый первый талант, ты говорил?

Мисс Сапсан положила приборы.

– Так, дети. Мы добавляем воровство у нормальных в список того, «чего никогда делать нельзя».

Все застонали.

– Я не шучу! – отрезала мисс Сапсан. – Если к нам вдруг явится полиция, это будет очень серьезное неудобство.

Енох трагически обмяк в кресле.

– Это ваше настоящее такое утомительное. Только вспомните, как легко было решать эти вопросы дома, в петле! – он чиркнул себя по горлу. – Хр-р-р-р! Прощай, мучительное настоящее!

– Мы с вами больше не на Кэрнхолме, – сказала мисс Сапсан. – И не играем в «Набег на деревню». У ваших поступков в этом времени будут реальные, неотменяемые последствия.