|
Ему жутко. Поезд дергает. Девушка, ничего не понимая, начинает крабом отползать вдоль поручня. Парень пугается еще больше. Собственный мелкий недостаток приобретает вулканические размеры. Прыщ становится громадным, как вулкан, и дышит лавой. Он уже ненавидит бедную девушку, с которой всего пять минут назад мечтал создать здоровую ячейку общества и даже, возможно, умереть в один день. Теперь вопрос звучит с угрозой: – Имя у тебя есть? Знакомиться будем или как? Стук колес. Теперь уже слышит весь вагон, кроме той, кому вопрос адресован. – Хоть как-нибудь вас зовут? В паспорте у вас чего-нибудь написано? Алло! – Настя, – наконец говорит девушка. Грохот. Теперь уже не слышит сам незадачливый ловелас. – Как-как? – Настя!! АНАСТАСИЯ! Парень моргает. Он улавливает только кучку разрозненных звуков, однако признаться в глухоте ему неловко. – «И я?» Прости, я не расслышал: ты и кто? – У тебя что, бананы в ушах? – взрывается девушка. Тут поезд как раз выскакивает на станцию, и вопрос разносится громко и четко. Пассажиры смеются. Студент смертельно обижается. Сердце обрушивается в нем, точно тракторное колесо на ногу механику. – Больная какая-то! – говорит он вполголоса, трусливо прячет бананы в ушах под наушниками и отправляется пить пиво, навеки сделав неутешительный вывод о коварстве и злобе женского пола. Еще один сложившийся молодой холостяк пополняет ворчливые ряды старых коллег. Хотя, если разобраться, у технаря в метро при должной настойчивости шансы всё же имеются. Технарь – практик, твердо стоящий на ногах и имеющий ясные приоритеты, пусть даже они просты, как табуретка. Гуманитарию же сложно вдвойне, поскольку голова его, наполненная хаотичными и скользко-софистическими знаниями, рождает порой неожиданные даже для самого хозяина звуки. Если вопрос технаря: «Можно с вами познакомиться?» в теории можно еще угадать, то попробуй-ка угадай: «Читали ли вы Кьеркегора? Хотя по вашим печальным очкам я вижу, что вы больше любите Джойса!» Но и из этого положения Корнелий научился выходить. Во-первых, он знал в Москве все относительно тихие линии, где говорить можно было вполне нормально, а, во-вторых, таскал с собой в метро блокнот и строчил в нем вопросы с чудовищной скоростью. Получалось нечто вроде: КОРНЕЛИЙ: (пишет в блокноте) Девушка, что вы делаете сегодня вечером? ДЕВУШКА: (пишет) Мою голову, забираю конспекты и пишу шпоры к зачету. КОРНЕЛИЙ: А завтра утром? ДЕВУШКА: Мою голову и сижу в библиотеке. КОРНЕЛИЙ: А днем? ДЕВУШКА: Сдаю зачет. КОРНЕЛИЙ: А после зачета? ДЕВУШКА: Мою голову и иду в библиотеку писать бомбы к экзамену. Убеждаясь, что череда зачетов и экзаменов уходит в дурную бесконечность и грозит слиться с горизонтом, несчастный Корнелий в качестве прощального сувенира вручал девушке вырванное из своего крыла перо, которое она чаще всего принимала за голубиное, и, дружелюбно пожелав ей удачной головомойки, оставлял ее в покое. * * * В тот поздний апрельский вечер, незадолго до закрытия метро, Корнелий прогуливался по станции «Краснопресненская», поджидая поезда. Он только-только закончил развозить секретные депеши, которые из несрочных стали уже совсем срочными, поскольку доставить их нужно было еще полторы недели назад. Станция была совершенно пустая, что в перенаселенной Москве всегда пугает. |
