Костров упал на спину, невольно выбросил вперед руки, обхватил это «что-то», оказавшееся человеком. Человек рванулся из объятий Кострова, потащил его за собой. Они оба упали на мягкую землю. Костров не успел среагировать, больно ударился локтем обо что-то твердое, охнул негромко, ткнулся лицом в мокрую от пота одежду ночного «гостя». Тот не пошевелился.
Сзади вспыхнуло сразу два фонарика. Лучи их заметались по земле, скрестились, поймали Кострова. Он повернул голову, зажмурился от яркого света.
— Жив? — это был Миенг.
— Я-то жив, — сказал Костров. — Однако гость ваш…
Он взглянул на неподвижно застывшее тело диверсанта, оказавшегося маленьким и щуплым: в темноте невольно преувеличиваешь опасность…
— Чем ты его? — Миенг присел на корточки, посветил в лицо диверсанту.
Тот подергал веками, но глаз не открыл, боялся, видно.
— Не трогал я его, — сказал Костров, потирая ушибленный локоть. — Сам он…
Миенг пошарил рукой по земле, поднял увесистый камень.
— Не повезло бедняге. Ударился. Ты, Ко-ля, такой большой, а он такой маленький. Разные массы. Закон Нью-то-на. Не забыл?
— Не забыл, — мрачно подтвердил Костров. — Не будет бегать где не надо.
— Он же совсем глупый, — усмехнулся Миенг. — Он не знает закона Нью-то-на… — кивнул своим бойцам: — Забирайте его.
Те подошли, один из них ткнул диверсанта дулом автомата. Он поднялся нехотя — похоже, не так уж сильно ударился — и Костров пожалел, что не может разглядеть его лица.
— Посвети на него, Миенг.
— Зачем? — спросил Миенг. — Батарейку жалко. Я фонарик ребятам отдам. Они пирогу покараулят.
— Сколько было «гостей»?
— Четверо.
— Никого не упустил?
— Никого. Только твой шустрым оказался.
— Какой он мой, — махнул досадливо рукой Костров. — С таким же успехом он мог налететь на дерево. Или на стену. Или просто поскользнуться. Я тут ни при чем. Даже не помог вам.
— Это и хорошо. Со своими врагами мы должны справляться сами… — он помолчал. — Зря я согласился взять тебя. Испугался я очень, когда он в твою сторону побежал. Моя вина.
— Причем здесь ты, Миенг? Я сам напросился. А взявшись за гуж, не говори, что не дюж.
— Как это? — не понял Миенг.
Костров усмехнулся: трудно перевести на лаосский привычную русскую поговорку. Подумал, сказал:
— Что-то вроде твоего выражения: если я стреляю, я не шучу.
— Только я не стрелял сегодня, — сказал Миенг. — Их надо было живыми взять.
— Жалеешь, что не стрелял?
Даже в темноте Костров почувствовал, что Миенг удивился, затянул паузу, потом ответил:
— Я бы не хотел больше стрелять, никогда.
— А шутить? — подковырнул Костров.
— Куда денешься… — притворно вздохнул Миенг. — С твоей легкой руки.
— Почему с моей?
— Ты же обманул меня. Ты же написал тогда в своей газете, что я похож на Сиенг Миенга.
— Откуда ты узнал? — удивился Костров. В те годы его газета крайне редко попадала в джунгли Самнеа, да и кому бы ее там читать? Русский язык в Лаосе знают немногие.
— Мне Вилайла читала. Она привезла газету из Москвы.
Этого Костров не учел. Молоденькая докторша Вилайла, подруга Миенга, училась в Московском медицинском институте и, оказывается, сохранила для приятеля вырезку с фотографией и текстом, где Костров все же не удержался, назвал его именем фольклорного героя. |