Другая на ее месте строила бы всевозможные планы, бешеными темпами приводила в порядок дом на продажу, начала бы новую жизнь со смены гардероба, шейпинга под руководством персонального тренера с внешностью Шварценеггера, проявила бы интерес к косметике и автоответчику, чтобы принимать послания от сонма поклонников, желающих связать с ней свою жизнь.

Впрочем, Барбара всегда была практичной. Она понимала, что перемены если и происходят, то медленно. Так что переезд в Чок-Фарм прямо сейчас не принесет ей ничего, кроме необходимости привыкать к незнакомым магазинам и незнакомым улицам, к общению с незнакомыми соседями. Все это ей придется делать в одиночестве, утром она не услышит ничьего голоса, кроме собственного, никто не скажет ей доброго слова, а вечером не поинтересуется, как она провела день.

Впрочем, у нее и раньше не было близкого друга, только родители, они ждали ее позднего приезда, но не для того, чтобы развлечь оживленной беседой; нет, они проглатывали ужин и возвращались к телику смотреть очередной сериал американской мелодрамы.

И все-таки с родителями она не ощущала одиночества. Они, конечно, не наполняли ее жизнь радостью, но она все же чувствовала, что кому-то нужна. А вот теперь никому.

Это было страшнее одиночества. Дом в Актоне, особенно если она привезет мать обратно, отдалит этот момент. Ведь, запирая дверь, вручая ключ агенту по недвижимости и отправляясь своей дорогой, ты рискуешь получить неприятное известие о собственной ненужности. Так лучше получить его позднее, чем раньше.

Она погасила сигарету, встала и потянулась. Греческая еда показалась ей более привлекательной, чем натирание воском кухонного пола. Барашек сувлакия  с рисом, долмадес  и полбутылки сносного вина «Аристид». Но сначала мешок с мусором.

Он был там, где она его оставила, за задней дверью. Барбара с облегчением обнаружила, что его содержимое не стало карабкаться по эволюционной лестнице от плесени и водорослей до чего-нибудь с лапками. Она подхватила его и потащила по заросшей дорожке к мусорным бакам. Только она положила мешок внутрь, как зазвонил телефон.

— Как знать, может, кто-нибудь назначит мне сейчас свидание на следующий Новый год, — пробормотала она и добавила: — Ладно, иду, — словно звонивший проявлял нетерпение.

Она подбежала на восьмом двойном гудке, схватила трубку и услышала мужской голос:

— А-а. Хорошо. Вы там. Я уже думал, что придется скучать без вас.

— Вы хотите сказать, что пока без меня не скучаете? — спросила Барбара. — А я тут волнуюсь, что вы не спите ночами из-за того, что между нами пролегли мили и мили.

Линли засмеялся:

— Как проходит отпуск, сержант?

— Да никак.

— Вам нужно переменить обстановку, съездить куда-нибудь, отвлечься.

— Смотря куда. Боюсь, как бы потом не пожалеть.

— А как насчет Корнуолла?

— Неплохо. Кто заказчик?

— Я.

— Заметано, инспектор. Когда выезжать?

Глава 20

Было четверть пятого, когда Линли и Сент-Джеймс подходили по короткой подъездной дороге к дому викария. Машины возле него не было, но в доме горел свет, по-видимому на кухне. Горел он и за шторами в комнате на втором этаже, медовое сияние, на фоне которого они различили похожий на Квазимодо движущийся силуэт, искаженный занавеской на окне. Возле передней двери ждал своего часа какой-то хлам — в основном газеты, пустые бутылки из-под моющих средств и грязные тряпки, от которых исходил специфический запах хлорки, словно бы подтверждавший победу антисептиков в войне за чистоту, которая велась внутри дома.

Линли нажал на кнопку звонка. Сент-Джеймс поглядел через улицу на церковь и нахмурился:

— По-моему, Томми, ей придется покопаться в местных газетах и поискать какую-нибудь информацию о смерти.