Изменить размер шрифта - +
Вас определяли в камеры к заключенным, чтобы вы добывали нужную следствию информацию или склоняли упорствующих зэков к даче показаний. Это серьезная работа, требующая выдержки и хладнокровия. И умения молчать.

— Ну?

— Именно поэтому вы нужны мне.

— Сесть в камеру?

— Нет. Работа на воле в хороших условиях. С приличным окладом и премиальными.

— На хрена они мне? Эти премиальные? И вы в придачу? Я покойник. Зачем мне работа? Зачем деньги?

— Во-первых, чтобы продлить вашу жизнь, даже если на пару месяцев. Это дорогого стоит — два месяца жизни. И дорого. Но у вас будут деньги, и вы сможете купить нужные лекарства. Далее, у вас есть дочь, которой вы, если справитесь с работой, сможете приобрести квартиру. Согласитесь, это красивый жест для уходящего. Вас будут помнить и поминать добрым словом. И в-третьих, и самое главное — вы профессионал, вы всю жизнь на «земле» и умирать вот так, на драных простынях, на казенной койке… Как-то недостойно. А я предлагаю умереть вам в деле, на дистанции, когда некогда думать о печальном исходе и считать уходящие часы. Весело умереть. Достойно. И с пользой для дела.

Интерес в глазах, до того потухших.

— Что я должен буду делать? Если соглашусь.

— То, что умеете, — встречаться с людьми, разговаривать с ними, добывать информацию и передавать ее мне.

— Кому вам? Вы лицо прячете.

— Да — прячу, потому что это диктуется интересами следствия.

— А если вы преступник? Или просто мутная личность. А я точно — офицер. И всю жизнь с преступным элементом боролся…

— Ну, хорошо. Вот мое удостоверение работника ФСБ. Посмотрите. Это не липа…

Хотя липа, состряпанная накануне. Слава богу, что опыт имеется. Учили. Натаскивали «выправлять» документы под оккупацию, когда готовили на действительной в подпольщики для работы по ту сторону фронта. На случай следующей большой войны. Пригодилось. И не раз.

— Вот печати, фото. Больше я вам ничего сказать не могу. Не имею права. И так превысил свои полномочия. Кроме того — сам характер работы. Вы сможете убедиться. И если что — соскочить.

Хотя это — вряд ли. Обратного хода у него не будет. Впрочем, терять ему особо нечего — плюс-минус несколько месяцев. Так что этот грех на душу, если что, будет не самым большим.

— Убедил? Зачем списывать себя раньше времени?

— Допустим, убедили. Где работать?

— На Кавказе. С новой своей биографией, с легендой, вы сможете ознакомиться в ближайшие дни. Через неделю вам нужно будет встретиться с вашими людьми…

— С сексотами?

— Так точно. Встретиться, посмотреть на них, переговорить, записать разговор на диктофон, дать общее заключение. Вы ведь психолог, вот и помогите разобраться. О чем с ними говорить, какие вопросы задавать — я сообщу накануне.

— А лечение?

— Мы сможем наладить его вне стационара. И лучше, чем… в стационаре. Не беспокойтесь. Так что рад был с вами познакомиться… Никифоров Антон Иванович.

— Но я не Никифоров. И не Антон.

— Я знаю. Ну теперь будет лучше, чтобы вы стали Никифоровым.

 

— Здравствуй, Мустафа.

— Здравствуй, а ты кто?

— Я друг того человека, с которым ты работал.

— Что?!

Худо стало Мустафе — осел весь, скукожился, заморгал, губы у него задрожали. Испугался Мустафа. Чего?

— Теперь ты будешь работать со мной. Я твой новый Хозяин.

— Зачем, зачем я связался с вами.

Быстрый переход