- А где она сама живет?

Каноник опустил глаза.

- В Петривцах, - ответил он. - Но я же говорю, она поехала к сыну на Ивано-Франковщину.

- Неправда, - решительно возразил Козюренко. - Неправда, Боринский. Она уехала совсем не туда и живет не в Петривцах, а в Подгайцах. Вы же сами говорили.

Руки каноника скользнули по мягкой коже подлокотников, и он еще глубже осел в кресле.

- Да, кажется, я ошибся - Петривцы, Подгайцы... Похожие названия... Сделал над собой усилие и улыбнулся, но улыбка только искривила его лицо. - А зачем она вам, моя Настя?

- Одевайтесь, гражданин Боринский, и сейчас поедем, - решительно произнес Козюренко. - Почему-то мне захотелось тотчас же повидаться с вашей домработницей.

Отец Юлиан надел обычную рубашку и серый, совсем мирской, с разрезом пиджак.

Его посадили на заднее сиденье между Владовым и оперативным работником. Козюренко сел на переднее, и "Волга" вскоре вырвалась на загородную магистраль. Все молчали. Так, молча, и доехали до Подгайцев. Отец Юлиан сделал вид, что не знает, где Настин дом, но через минуту это объяснили в сельсовете, - дом стоял у шоссе, и "Волге" даже не пришлось съезжать с асфальта.

Настя возилась во дворе у летней кухни - бросилась навстречу отцу Юлиану, но Козюренко остановил ее и попросил разрешения войти в дом вместе с председателем и секретарем сельсовета. Настя зачем-то вытерла руки фартуком и открыла перед ними дверь. Роман Панасович переступил порог и остановился, пораженный: на чисто побеленной стене висел "Портрет" Эль Греко. Козюренко сразу узнал картину: задумчивый и чуть грустный взгляд человека, постигнувшего окружающий мир и несколько разочаровавшегося, но не разуверившегося.

Портрет был прикреплен к стене обыкновенными канцелярскими кнопками, словно чертежный лист к доске. А возле него такими же кнопками Настя пришпилила дешевенькие картинки духовного содержания, увенчав все это цветной базарной мазней, на которой были изображены сусальные влюбленные и голубь, сладко смотревший на них одним глазом.

Эль Греко и базарный ширпотреб...

- Откуда у вас эта картина? - спросим Козюренко у Насти.

Женщина вопросительно посмотрела на отца Юлиана. Тот сидел в углу на табуретке, уставившись в пол, равнодушный и безвольный.

- Его милость сказали, - произнесла нерешительно, - что этот святой образ принесет счастье моему дому... - Перекрестилась и снова посмотрела на каноника.

- Когда он дал вам эту картину?

- В тот самый вечер, когда вы приходили.

- И велел, чтобы не возвращались из Подгайцев, пока он не позовет? уточнил Козюренко.

- Да, так... - произнесла женщина, будто провинилась в чем-то. - Я говорила, как они там будут без присмотра, но они накричали на меня...

- Вы подтверждаете это? - обратился Козюренко к канонику.

Тот наконец поднял глаза.

- Да, подтверждаю... - ответил устало.

...Они ехали обратно, и Козюренко держал на коленях полотно Эль Греко. Думал, как быстро все кончилось. Вдруг вспомнил, что не все, и спросил каноника:

- В котором часу назначена у вас встреча с Вороновым?

- Каким Вороновым? - встрепенулся тот.

- Э-э, святой отец, - сказал Козюренко весело, - поздно отпираться. Следственным органам все уже известно... Я не имею права ничего обещать, но все же у вас есть последний шанс...

Отец Юлиан опустил голову.

- Пусть будет хоть последний шанс, - тяжело вздохнул он.

- Где у вас назначена встреча с Вороновым?

- Еще не знаю. Он должен прилететь вечерним рейсом и позвонить.

- Вы его пригласите к себе домой, - приказал Козюренко, - откроете и проводите в комнату. Мы будем в соседней. Покажете картину и получите деньги. Кстати, на чем вы сошлись?

- На сорока тысячах.

- Продешевили.

- Но ведь десять тысяч валютой.