- Что вам показалось?

- Сперва увидел какую-то тень у крыльца, Вроде бы кто-то мелькнул там. Я подошел - за смородиной никого. Но было уже темно, плохо видно, да и к Прусю никто не ходил.

- Вообще никто не ходил? Или просто вы не видели?

- Извините, я уже на пенсии, и жена год как померла, так приходится по хозяйству крутиться. Все время во дворе - увидел бы. Иногда кто-нибудь из заготконторы заглянет - вот и все гости.

- А с кем Прусь вернулся домой вечером восемнадцатого мая?

- Один.

- Но ведь вы видели тень возле крыльца. Окно в мансарде в то время светилось?

- Я подумал, что Прусь мог выйти, не выключив свет.

- Вы были у Пруся дома до обыска? Знаете расположение комнат?

И снова брови Якубовского дрогнули.

- На первых порах бывал... Но потом... - махнул он рукой.

- Когда в последний раз заходили к Прусю?

- Уже и позабыл. Может, года два...

- Что ж, товарищ Якубовский, мне хотелось бы побывать в вашей усадьбе. Если не возражаете, конечно.

- Заходите.

- Можно сейчас?

Якубовский поднялся.

- Почему нельзя? Пошли.

Усадьба Якубовского, огороженная невысоким заборчиком, понравилась Козюренко. Он постоял на дорожке, ведущей к калитке, взошел на крыльцо. Окна мансарды Пруся отсюда не увидел. Спустился в сад. Из-под яблонь было видно и мансардное окно, и крыльцо соседнего дома. Якубовский мог незаметно, прячась за кустами смородины, подойти к самому забору и перелезть через него - не забор, а одно название...

Но почему он должен подозревать Якубовского?

Козюренко попрощался с хозяином и вернулся в райотдел.

"ПЕЧЕНОЕ ЯБЛОКО"

Козюренко сидел за столом заместителя начальника райотдела, пил невкусный и несладкий растворимый кофе и задумчиво рисовал на листе бумаги чертиков. Они у него получались удрученные, худые и несчастные. Заметив, что один из чертей чем-то похож на Якубовского, Роман Панасович скомкал бумагу и с отвращением выбросил в корзинку. Вынул чистый лист, написал: "Якубовский" - и поставил с обеих сторон по вопросительному знаку. Перешел на диван, прилег, подложив под бок подушку. Это помогло сосредоточиться. Еще раз освежил в памяти все детали - не допустил ли он где-то ошибку?

Труп Пруся увидел рабочий заготконторы, которого привез на Корчеватскую на мотоцикле его товарищ. Это произошло около девяти утра во вторник девятнадцатого мая. В восемь Прусь должен быть на работе, но не явился, а без него не могли открыть подсобное помещение цеха. Входная дверь дома Пруся была закрыта, но не заперта. Рабочий позвал Пруся и, не услышав ответа, вошел в дом. Труп лежал в кухне у крышки над лазом в погреб. Видно, убийца выбрал удобную позицию - за кухонной дверью: Прусь, вылезая из подвала, непременно должен был повернуться к нему спиной.

В том, что Прусь достал из тайника картину и выносил ее из погреба, у Козюренко не было сомнения: падая, убитый зацепил свернутым полотном крышку над люком в полу - на ней остались следы краски и ворсинки, идентичные найденным в тайнике. Итак, убийца точно знал, за чем Прусь спустился в подвал, и ждал его с топором. Потом он тщательно обыскал погреб - об этом свидетельствовали чуть сдвинутые со своих мест вещи. Убийца старался не оставлять следов, но все же несколько раз ошибся. Наконец, он нашел тайник и открыл его, вероятно, ножом. Ничего не увидев в нем, инсценировал ограбление: вывернул у Пруся карманы, снял часы, забрал деньги (в тот день Прусь получил зарплату, вряд ли успел много потратить) и исчез.

Убийство произошло, как установила экспертиза, между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи. Перед этим Прусь распил с кем-то бутылку вина: на журнальном столике возле тахты стояли два стакана - один пустой, в другом было немного вина. На этом стакане еще во время первого обыска работники милиции обнаружили отпечатки пальцев.