Эта выставка в галерее Петера Частала — результат тех лет. Я уже говорил вам, что не хотел приезжать. Дни открытия меня по-настоящему ужасают. Но я боялся не только этого, но и самого возвращения в Англию. На другом конце мира можно было не думать об Аннабель и ребенке, который мог оказаться моим. Но возвращение… мне снились кошмары о том, как я встречаю в Лондоне Аннабель и мой ребенок идет по тротуару мне навстречу.

— Но разве поездка в Корнуолл не была отчасти рискованной?

— Все как будто было предопределено. Встретил же я в пабе человека, который направлялся как раз в эти края. Скорее всего, я бы не поехал, но мне очень хотелось увидеть Фебу.

Я вспомнила, как тихо он сидел вчера в баре, когда я болтала про миссис Толливер и Шарлотту.

— Дэниел, когда я сказала, что Шарлотта здесь, в Пенмарроне, у своей бабушки, вы должны были догадаться, что это тот самый ребенок.

— Конечно, я догадался. И понял, что неизбежно с ней встречусь. Все вело к этому, события складывались одно к одному помимо моей воли. Когда мы сегодня днем вернулись к Фебе, вышли из машины и направились к дому, я знал, что Шарлотта где-то поблизости. Я знал это еще до того, как об этом сказала Лили. И когда я вышел из дома, я повторял себе всю дорогу, пока спускался вниз с холма и шел вдоль дамбы, что теперь после стольких лет неопределенности я наконец узнаю правду.

Они не заметили, как я подошел. Они были целиком погружены в свою работу. А потом Феба поглядела на меня и произнесла мое имя. И Шарлотта тоже посмотрела вверх. И я увидел это личико. И понял, что Аннабель, сама не зная наверняка, сказала мне тогда правду…

Вот как все обернулось. Мне казалось, что я стою и слушаю голос Дэниела уже целую вечность. У меня ныла спина, я чувствовала себя измученной и опустошенной. К тому же я утратила представление о времени и понятия не имела, который час. Снизу, из оживленной сердцевины отеля доносились звуки и запахи. Голоса, отдаленный звон посуды, приглушенная мелодия оркестра, игравшего что-то непритязательное из «Звуков музыки». Рано или поздно мне придется вернуться в Холли-коттедж, к Фебе и куриной запеканке. Но еще не сейчас.

— Если я не сяду, я умру, — с этими словами я подошла к камину и рухнула в одно из кресел с цветочной обивкой. На протяжении всего нашего разговора язычки искусственного пламени весело лизали бутафорские поленья. Теперь я наконец сидела, откинувшись и погрузив подбородок в воротник свитера, и смотрела, как они бойко мерцают, уходя в никуда.

Я услышала, как Дэниел налил себе новый стакан. Он принес его и уселся в кресло напротив меня. Я посмотрела на него, и наши глаза встретились. Мы оба выглядели крайне серьезными.

Я улыбнулась:

— Что ж, теперь вы мне об этом рассказали. И я не знаю, почему вы это сделали.

— Мне нужно было кому-то рассказать. В некотором отношении вы — часть всего этого.

— Нет, я не часть этого. — Пожалуй, это было единственное, в чем я была вполне уверена. Иначе у ситуации, в которой очутился Дэниел, не было выхода. Я немного подумала и продолжила: — И я не считаю, что вы тоже часть этого. Эта история закончилась, Дэниел. Пройдена. Забыта. Прошлогодний снег. Вы полагали, что Шарлотта может быть вашей дочерью, теперь вы это знаете наверняка. Вот и все, что изменилось. Она по-прежнему Шарлотта Коллиз, дочь Лесли Коллиза. Внучка миссис Толливер и подружка Фебы. Осознайте это и забудьте обо всем остальном. Потому что нет никакой альтернативы. То, что вы теперь знаете правду, не имеет никакого значения. Это ничего не меняет. Вы никогда не несли за Шарлотту ответственности и теперь не несете. Вы должны думать о ней как о маленькой девочке, которую вы встретили на дамбе, у которой есть талант к рисованию, подобный вашему, и лицо, похожее на лицо вашей матери.