— О, как замечательно. Шарлотта, это твой чемодан? Пойдем. Тебе надо вымыть руки, затем мы попьем чаю. Миссис Карноу испекла бисквит. Надеюсь, ты любишь бисквит?

— Да, — проговорила Шарлотта, но ее ответ прозвучал неубедительно. Судя по всему, она терпеть не могла бисквит и предпочла бы рыбные палочки и чипсы.

— Пруденс, я надеюсь, ты найдешь Фебу в добром здравии. Может быть, вы как-нибудь заглянете к нам на обед. Как поживает твоя матушка?

— С ней все в порядке.

— Я еще расспрошу тебя о новостях в другой раз. Пойдем, Шарлотта.

— До свидания, — попрощалась со мной Шарлотта.

— До свидания, Шарлотта. Приходи нас проведать.

— Да, я приду.

Я подождала у такси, пока они не поднялись наверх и не скрылись в дверях. Миссис Толливер несла чемодан, а Шарлотта осторожно ступала на своих каблучках, все еще сжимая в руке комиксы. Она не обернулась, чтобы помахать. Дверь за ними закрылась.

Глава 2

Казалось очень несправедливым, что десятилетней Шарлотте был уготован такой прохладный прием, а меня, вполне самостоятельную женщину двадцати трех лет от роду, ожидали Феба и Холли-коттедж. Там не было подъездного пути, только посыпанный гравием участок между воротами и домом. В саду росло множество георгинов и хризантем, входная дверь была распахнута и впускала в дом вечерний бриз, а в окне над лестницей, словно приветствуя гостей, колыхалась на ветру розовая ситцевая занавеска. Феба появилась, едва такси въехало в ворота. Ее левую руку покрывал громоздкий белый гипс, зато правой она махала изо всех сил, приветствуя нас, и бежала навстречу так проворно, что мистер Томас едва ее не сбил. Я выскочила из машины, не дождавшись, пока она окончательно остановится, и тут же попала в однорукие объятия Фебы. В ответ я обняла ее за двоих.

— О дорогая моя, — воскликнула она, — ты чудо! Вот уж не думала, что ты приедешь. Поверить не могу. Я тут едва не сошла с ума, пытаясь куда-нибудь выбраться. Я ведь даже на велосипеде ездить не в состоянии…

Смеясь, я выпустила ее, и мы посмотрели друг на друга с большим удовольствием. Смотреть на Фебу всегда удовольствие. Она непредсказуема, но это удовольствие. В ту пору ей уже было за шестьдесят, но никто не дал бы ей столько.

Я увидела теплые чулки, крепкие ботинки, поношенную и помятую джинсовую юбку. Поверх нее она надела мужскую рубашку и вязаную кофту (вероятно, унаследованную от Чипса), на шее были золотые цепочки и шерстяной клетчатый шарф, а на голове, как всегда, шляпа.

Она всегда носила довольно щегольские шляпы, широкополые и с глубокой тульей. Ей приходилось надевать их, когда она работала на природе, чтобы защищать глаза от холодного белого сияния корнуоллского света. Она так свыклась с этими шляпами, что часто забывала их снимать. Сейчас на ней была темно-коричневая шляпа, украшенная серыми перьями чаек, воткнутыми под окаймляющую ленту. Под сенью ее полей мне подмигивало и улыбалось лицо Фебы, покрытое сетью морщинок. Ее улыбка обнажала зубы, белые и ровные, как у ребенка, а яркий цвет голубых, как незабудки, глаз соперничал лишь с цветом оправленных в серебро бирюзовых серег, покачивавшихся по обеим сторонам лица.

— Ты притворщица, — заметила я, — может, ты и сломала руку, но выглядишь прекрасно, как всегда.

— Чушь какая! Вы слышите, мистер Томас, она говорит, что я прекрасно выгляжу. Она либо слепая, либо полоумная. А это что такое? Твой чемодан? А зачем тут увядшие цветы? Не хочу никаких увядших цветов…

Держа в руке поникший букет, она вновь начала смеяться.

— Мистер Томас, вам придется прислать мне счет. Я не могу расплатиться с вами прямо сейчас — куда-то подевала свою сумочку.