Она не хотела, чтобы я ее раздевала. Но все уладилось, и сейчас она спит. А Сюзанна — это просто ангел, а не ребенок: выпила свою бутылочку, и после этого из ее комнаты не доносилось ни звука.
Что-то в выражении лица Салли, видимо, тронуло пожилую женщину, потому что она мягко добавила:
— Вы, молодые матери, слишком много волнуетесь. Я воспитала четверых, и все они разные. С кем-то легко, с кем-то трудно, но в конце концов все они выросли обычными людьми.
Пока Дэн принимал душ, Салли зашла к детям. Малышка, сладко пахнувшая тальком, спала в своей розовой колыбели. У двери Тины Салли разулась и буквально затаила дыхание, потому что девочка спала очень чутко. Бледный свет от лампы в коридоре полоской протянулся в комнату, и в его мерцании Салли различила маленькое тельце на кровати.
Салли сжала кулаки и стиснула зубы.
— Если кто-то обидел моего ребенка, я убью этого человека, — пробормотала она.
Дэн подошел к двери в ванную комнату: Салли принимала душ уже десять минут. Она оттягивала момент, когда ей придется сказать то, что она должна сказать.
— Ну хватит, — позвал Дэн, — ты собираешься сидеть там всю ночь? Выходи, я тебя вытру. Ну, теперь ты готова рассказать мне, что все-таки с тобой происходит?
— Да, готова.
Когда Салли закончила свой рассказ, они сидели в спальне на маленьком диванчике в изножье кровати. Дэн обнял жену, потому что она опять начала дрожать, вновь переживая свой визит к врачу.
Она думала, что повергнет его в шок, страшилась увидеть его боль, думала, что он, может быть, встанет и начнет в волнении ходить по комнате. Она должна была бы лучше его знать. Дэн был человеком проницательным и сразу же спросил:
— Что мы можем сделать?
— Это я и хочу понять. Что мы можем сделать? Что нам следует делать?
— Во-первых и в главных, найти другого врача. Сказать тебе правду, эта женщина не произвела на меня впечатления. Она очень молода и неопытна.
— Она была так уверена, Дэн…
— Она обязана быть такой, утверждая подобное. Иначе она не производила бы должного впечатления, не так ли?
— Но многое из того, что она сказала про Тину — что она не дает себя обнимать, не хочет, чтобы мы уезжали, — верно. Помнишь, как вела себя Тина, когда две недели назад мы на выходные улетели в Вашингтон?
— Салли, — терпеливо начал он, — когда-то у меня был пес, который забирался в мой чемодан. Маленький фокстерьер, который был достаточно смышлен, чтобы понимать — я уезжаю. Если это может проделать собака, то что ожидать от ребенка?
— Не знаю…
— Ну а я знаю. Послушай, давай это проанализируем. Где Тина бывает? Почти нигде, кроме детского сада. И я скажу тебе, что я думаю. Мне кажется, что кто-то из мальчиков в детском саду развит не по годам, скажем так. Дети все играют в игры ниже пояса. Черт, я помню, как сам этим занимался, а ты?
— Ну да, но… но это совсем другое.
В кабинете врача она упорствовала в своем неверии. Сейчас же почти что его защищала, желая, чтобы Дэн разбил все ее аргументы.
— Ты же помнишь, ее очень рекомендовала Хэппи.
— Я знаю, что Хэппи ее рекомендовала, так что она, без сомнения, хороший специалист. Но мне станет легче, если мы поговорим с кем-то еще. Завтра мы оба поспрашиваем у знакомых, сравним наши сведения и к кому-нибудь Тину определим, пока такое поведение не вошло у нее в привычку. Она ревнует, хочет внимания, а нам нужно, чтобы нас научили, как с ней обращаться. Я убежден, что дело только в этом и ни в чем больше.
— Ты действительно не боишься, что доктор Лайл может оказаться права?
— Нет, не боюсь. |