— Она со мной двадцать пять лет, — ответила мисс Дуоррис, на ее щеках появились два красных пятна. — И до вас никто не рискнул пожаловаться на ее стряпню. А если бы кто-то из моих гостей это сделал, я бы ответила: что хорошо для меня, слишком хорошо для всех остальных. Я знаю, Полли, что вы упрямы и вспыльчивы, и готова закрыть глаза на эту дерзость. Вы все равно отказываетесь сделать так, как я прошу?

— Да.

Мисс Дуоррис яростно затрясла звонком.

— Скажите Марте, чтобы немедленно упаковала чемоданы мисс Ли, и вызовите извозчика! — громогласно воскликнула она.

— Прекрасно, мадам, — ответил дворецкий, привыкший к причудам хозяйки.

Потом мисс Дуоррис повернулась к гостье, которая созерцала ее с возмутительной веселостью.

— Я надеюсь, вы понимаете, Полли, что я говорю совершенно серьезно.

— Между нами все кончено, — насмешливо ответила мисс Ли. — Вернуть ваши письма и фотографии?

Некоторое время мисс Дуоррис просидела в молчаливом гневе, наблюдая за кузиной, которая взяла «Морнинг пост» и с превеликим спокойствием читала модные новости. И вот дворецкий объявил, что извозчик уже у двери.

— Что ж, Полли, вы действительно уезжаете?

— Я вряд ли могу остаться, когда мои вещи уже упаковали и прислали экипаж, — хладнокровно ответила мисс Ли.

— Вы сами к этому стремились, я не хочу, чтобы вы уезжали. Если признаете, что своевольны и упрямы, и возьмете зонт, я готова забыть обиду.

— Взгляните, какое на улице солнце, — произнесла мисс Ли.

И словно для того чтобы в самом деле разозлить старую тиранку, яркие лучи, танцуя, проникли в комнату и дерзко расцветили ковер.

— Думаю, мне следует сообщить вам, Полли, что я намеревалась оставить вам десять тысяч фунтов по завещанию. Теперь, разумеется, я не стану претворять в жизнь это намерение.

— Вам лучше бы оставить деньги Дуоррисам. Честное слово, учитывая то, что они состоят в родстве с вами уже больше шестидесяти лет, я считаю, они это действительно заслужили.

— Я оставлю деньги тому, кому пожелаю! — завопила мисс Дуоррис, выходя из себя. — И если захочу, то пожертвую все до последнего пенни на благотворительность. Вы очень независимы, поскольку получаете нищенский доход в пять сотен за год, но этого явно недостаточно, чтобы вы могли жить спокойно и не сдавать квартиру, когда уезжаете. Помните: никто не имеет права предъявлять мне претензии, а я могу сделать вас богатой женщиной.

Мисс Ли ответила с величайшей рассудительностью:

— Моя дорогая, я твердо убеждена, что вы проживете еще лет тридцать, истребляя род человеческий в целом и своих родственников в частности. Мне не стоит тщетно надеяться на то, что я кого-то переживу, и долгие годы подчиняться прихотям крайне невежественной старой женщины, самонадеянной и властолюбивой, скучной и претенциозной.

Мисс Дуоррис, задохнувшись, затряслась от ярости, но собеседница беспощадно продолжала:

— У вас множество бедных родственников, издевайтесь над ними! Выплескивайте свой яд и злость на этих жалких подхалимов, но, умоляю, отныне избавьте от ваших бесконечно занудных речей меня.

Мисс Ли всегда испытывала небольшую слабость к высокопарным высказываниям, а в этой фразе слышалась некая помпезность, что чрезвычайно ее развеселило. Она чувствовала, что на эти слова не найдет ответа, и, исполненная чувства собственного достоинства, покинула комнату. Две леди больше не общались, хотя мисс Дуоррис, властолюбивая, суровая и убежденная в истинности евангелизма до самого конца, прожила в здравом уме и трезвом рассудке еще почти двадцать лет.