— Пей же! — опять сказал унтер-офицер. — Я сегодня вечером опять убываю на фронт, уже в пятый раз, пропади все пропадом…

— Поезжай на трамвае, — посоветовал я, — я ведь прибыл оттуда, в третий раз…

— Откуда ты прибыл?

— С фронта.

— Удрал, что ли?

— Нет, ранили.

— Не верю.

Я показал ему спину.

— Проклятье, — сказал он. — Ну и повезло же тебе. Это то, что надо. Продай мне.

— Что продать?

— Ну вот эту красную кашу у тебя на пояснице, продай мне.

Он хлопнул о столешницу целую пачку банкнот, потом схватил графин и стал глотать из горлышка, потом и я приложился к нему, потом опять он, потом опять я.

— Эй, друг! — позвал унтер-офицер.

Грязноватый парень опять появился и принес новый графин, этот был еще больше, чем предыдущий. И мы опять стали пить.

— Ну, продай ее мне, трус! — орал унтер-офицер. — Я дам тебе тысячу, две тысячи, три тысячи лей… Ты сможешь купить себе самых красивых шлюх, табак и вино… А ты…

— Но ты же можешь купить здесь и ранение, на вокзале мне предлагали…

Унтер-офицер вдруг разом протрезвел и схватил меня за плечо.

— Где? — хрипло спросил он.

— На вокзале, — ответил я. — Мне там предлагали…

— Эй, друг! — крикнул унтер-офицер. — Получи! — Он бросил на стол деньги, схватил меня за плечо и сказал: — Жди здесь.

Он надел пилотку, подтянул потуже ремень и ушел.

Грязноватый парень принес еще один графин… «Уплачено», — сказал он с ухмылкой. Я стал пить, графин был не очень велик, но в нем было вино… И я пил, а белокурая еврейка сидела на коленях у чернявого и визжала как безумная… Во рту у нее была сигара, а в руке холодная котлета, черноволосый был уже в доску пьян, а может, только делал вид или много выпил еще раньше, до того как принялся за огурец. Я пил и пил… Пил и курил. Мне было так хорошо, я был пьян, пьян в стельку, и это было чудесно, и еще — я ведь был ранен, и они ничего не могли мне сделать, может, я был герой. В третий раз ранен. А вино было такое, такое…

— Эй, дружище! — крикнул я. Грязноватый парень явился и стал передо мной, ухмыляясь.

Я вытащил из вещмешка носки и протянул ему:

— Сколько вина?

Он пожал плечами, наморщил нос, потом взял носки и поднес их к лицу. Понюхал.

— Твое не новые, — сказал он и опять понюхал носки своим длинным носом.

— Сколько? — спросил я.

— Давать тебе вина, два раза столько. — Он показал на небольшой графин.

— Неси, — сказал я, — давай неси вино…

Он принес. Сразу два графинчика. И я пил и пил, на душе было чудесно, я просто блаженствовал, я был пьян в стельку, но так трезв, как могут быть трезвыми только счастливые. Я пил… Это было чудесно… Вино было неописуемо прохладное и терпкое, и ведь я за него заплатил двумя парами носков… Я пил… А еврейка ела уже вторую котлету и при этом курила. Она была худющая и вскрикивала как безумная, сидя на коленях черноволосого. А я все это видел совершенно четко, хоть и был пьян. Я видел, что на ней не было ни нижней юбки, ни трусов, и этот чернявый щипал ее за зад, потому-то она и вскрикивала, ах вот почему. Потом и он вдруг завопил как ненормальный, поднял еврейку высоко в воздух и вынес за дверь…

В этот момент вернулся унтер-офицер.