И вот наступает этот день 9 февраля 1871 года. Французская колония проводит в Торговой ассоциации митинг, чтобы собрать пожертвования в пользу семей солдат, погибших во франко-прусской войне. И когда собрание в разгаре, произносятся речи и читаются стихи, Кастро Алвес приезжает на своем сером в яблоках коне; Он одет во все черное, и глаза его лихорадочно блестят. Поэт входит, все устремляют на него взоры. Он просит слова, и на этот раз говорит сам — в зале по-прежнему звучит его голос. Однако он знает, что говорит для своего народа в последний раз:

А раз так, то нужно, подруга, чтобы в защиту свободы и будущего подняла свой голос протеста печать Америки:

Толпа, поскольку он уже не был в состоянии ходить, отнесла его домой на руках. Этот последний триумф был его крупнейшим триумфом, подруга. Над городом Байя громче, чем бой барабанов атабаке, разносится голос Кастро Алвеса, голос протеста, борьбы и возмущения. Голос свободы против угнетения.

Ему трудно выступать из-за болезни, но у него еще остается перо. И так как он создает вместе с другими поэтами и агитаторами Аболиционистское общество, он пишет баиянским женщинам послание. Женщинам, которые всегда его поддерживали и любили. Он просит их в своем послании о пожертвованиях на общество, чтобы оно могло существовать. Он обращается к ним от имени рабов. Но он не просит. у «банкиров или миллионеров, богатых и могущественных. Нет! У меня, — говорит он, — есть в этом отношении инстинкт и стыд». Заметь, подруга, это тот же голос, что звучал в театре. То же бесстрашное мужество, та же правда водят его пером, это человек, который борется. Это письмо, революционное и лирическое, обращенное к женщинам его родины, — самая красивая страница в его прозе. Его последний клич в пользу рабов, последнее звено разрываемой им цепи, которая сковывает ноги, руки и сердца негров. Затем — неосуществленная мечта написать поэму о Палмаресе. Он умрет с этой мечтой, подруга.

Среди этих кондорских декламаций, этих аболиционистских посланий, этих перемен в состоянии его легких он как-то прочитал на одном вечере стихи о любви.

Я расскажу тебе, подруга, о последней женщине его жизни. В составе одной оперной труппы она, певица, колоратурное сопрано, приехала из Италии, из Флоренции. Но осталась в Байе и стала учить пению девушек из общества. Она учила сестер Кастро Алвеса, Муж ее бросил, и она поняла: для того чтобы заработать себе на хлеб насущный, ей необходимо в обществе с предрассудками строго соблюдать свое «вдовство». Сердце у нее было из бронзы, сказал Кастро Алвес, подруга. Оно было сделано из бронзы всех предрассудков, заметим мы. Высокомерная, бесстрастная, холодная. Мрамор из Флоренции, заброшенный в тропики. Имя её — Агнезе Тринчи Мурри — звучало, как стихи, моя негритянка.

И так как она всегда отказывала ему во взаимности — хотя и любила его, — опасаясь сплетен, боясь потерять свое спокойствие, если она отдастся любви, он был в исступлении от страсти к ней и так и умер, грезя о ней. Она была его мечтой умирающего, эта холодная женщина с Адриатики, блондинка с пшеничными волосами, с кожей белой, как морская пена.

На этом вечере, который устроили в честь поэта и на котором Агнезе должна была петь, он поднялся, чтобы в последний раз прочитать ей публично стихи о любви. Чтобы попросить в них Агнезе уехать с ним… Так он держал себя по отношению к ней все эти месяцы, которые последовали после знакомства с ней и которые предшествовали его смерти. А ее отношение было весьма печальным и дурным, трусливым и бессмысленным: она все время отказывала ему во взаимности, испытывая в сердце желание уступить, но все же страх оказался сильнее этого желания.