Не лед-то оно не лед, а вот что? Женька, имевший по институту некоторое представление о кристаллографии и технологии роста кристаллов, задался этим вопросом сразу, еще не перестав восхищаться архитектурным шедевром. Стеклом это быть не могло: видно было даже на глаз, что коэффициент преломления гораздо выше, грани невероятного кристалла играли в лучах света, как у настоящего бриллианта. Да и по прочности для такой махины стекло не годилось. Значит, горный хрусталь, то бишь кварц. Или фианит? А может, лейко-сапфир? Но откуда же, черт возьми, этакая громадина?! Потом Женька словно очнулся: ему ли судить, откуда. Угодил дуриком бог знает в какой век — и туда же — лезет судить о здешней технологии со своими куцыми знаниями. Да что угодно это может быть! Супергиперлейко-хренатит. Или просто алмаз.
(Позднее они узнали, что все здание отеля «Полюс» действительно было сделано из алмаза).
А двери обнаружились не сразу, хотя яркая зеленая вывеска четко обозначала место входа. Двери выдавали себя лишь золотыми круглыми кнопочками размером с шарик для пинг-понга. Стоило нажать на одну из них, и тяжелые прозрачные плиты бесшумно уплыли в стены. А в просторном вестибюле оказалось прохладно, уютно и как-то очень знакомо: кресла, люстры, ковры, лестницы, лифты, кадки с фруктовыми деревьями, фонтан, длинный ряд дисплеев для регистрации и — уже совсем как приятный сюрприз — привычная, но такая неожиданная здесь фигура портье за конторкой. Портье приветливо улыбнулся. Это был здоровяк лет двадцати пяти с пышными золотыми кудрями; такая внешность как-то совсем не вязалась с его должностью.
— Мы бы хотели номер, — робко, чуть ли не заикаясь и даже забыв поздороваться, сказал Черный.
— Господа желают один четырехместный номер?
И у этого нордянина был изумительно чистый русский язык.
— Да, — согласился Черный.
— Господа желают с видом на лес?
— Да, — вновь подтвердил Черный, будто он напрочь позабыл все остальные слова.
— Рекомендую господам тридцать третий на двенадцатом этаже. Заполните, пожалуйста, — он показал рукой на четыре слабо замерцавших экрана и набрал что-то на своей клавиатуре.
А когда четверо в растерянности остановились каждый перед своим дисплеем, портье напомнил:
— Ваш персональный индекс, господа.
Вместе с индексами на экранах возникли фотопортреты, сделанные при входе в город, и некоторое время слышался тихий писк, видимо, происходило сличение внешности. Потом экраны погасли.
— Возьмите ключи, господа, — портье выложил на контурку четыре золотых монетки.
Черный сгреб их в ладонь и стал озадаченно рассматривать. Собственно, это были не ключи, а только бирки от ключей, бляшки с красиво отчеканенными рельефными цифрами номера.
— Желаю господам приятного отдыха, — сказал портье.
И все! И ни слова о деньгах. А спрашивать они побоялись. Уж больно не хотелось менять номер в шикарном отеле на камеру в полицейском участке, даже если в конце пути ждали еще более роскошные апартаменты, что, впрочем, было сомнительно. Меж тем доброжелательный, почти заискивающий тон портье действовал успокаивающе, и Любомир набрался наглости поинтересоваться, где можно поужинать.
— Господа желают ужин в номер или предпочтут провести вечер в нашем ресторане? — портье продолжал демонстрировать образец любезности.
— В ресторане, пожалуй, — Любомир переглянулся со Станским, тот кивнул. Женька мысленно согласился: побывать на публике было гораздо полезней.
— Ресторан на восьмом этаже. Желаю господам приятного аппетита.
«Черт возьми, — напряженно размышлял Женька, — неужели и в ресторане не спросят о деньгах? Не может быть, чтобы у них вообще не было денег. |